— Мне не до детей. Это сделает меня уязвимым. К тому же, теперь Москва нагрянет, Давид не оставит это просто так. Ты почти продал Диану, а затем на попятную пошел. Без моего ведома.
— Войну переживем. Возможно, с убытками, поэтому и веду такой разговор. Тебя завтра не станет, и что я буду делать? Так хотя бы у меня внук останется. От родной крови и моего любимого сына.
Угроза в голосе отца стала почти материальной.
— Я повторю еще раз, Эмин: мне нужен внук от моей дочери.
Я сверлил отца взглядом, который он упорно не желал замечать.
— И я повторю еще раз: мне пока не нужны дети. Мы с Дианой сами решим этот вопрос. О том, чтобы сделать ее своей женой, я подумаю.
Булат замолчал. Недовольно. Наверняка жалеет, что свадьба с московскими сорвалась. Давид ведь сговорчивее будет, он на власть падок.
— Я к ней ничего не испытываю. Мне все равно, кто будет рядом с ней. Имей это в виду, когда будешь включать характер и перечить мне, Эмин.
— Это угроза?
Я смотрел на Булата и не понимал многих вещей.
Он корил себя за то, что приказал убить ее в Сибири. Жестоко расправился со своей дочерью. Вина пожирала его.
А теперь, когда его дочь вдруг оказалась жива, вернулся расчетливый и равнодушный Булат. Даже ударил ее.
— Кроме голубых глаз в ней ничего любимого, — продолжал Булат.
— Брови твои. Не такие широкие, но твои. Волосы черные, густые. Объясни, отец. Что в ней не так?
— В тебе больше моего, чем в собственной родной дочери.
Встречаемся взглядами. В его руке бокал виски.
— За тебя, сын, — салютует мне.
— И как давно ты знаешь, что мы не родные?
— Дольше тебя.
Замолкаем ненадолго.
— Верни ей настоящее имя. Что за имя ты ей купил — Дана? — морщится отец, — Шах Диана Булатовна будет. Фамилию при браке не придется менять. Раз уж тебе досталась девочка…
В кармане сжимаю пистолет. Готовый ко всему, как меня учили.
— Объясни мне кое-что: я жив, и странно то, что ты не пытаешься избавиться от меня. Но Диану ты хотел убить, потому что считал ее не своей дочерью. Объясни.
— Диана была местью Анне. За неверность. За предательство. За убитого ребенка, как я думал все двадцать лет. Но самое главное: Диана была плодом любви любимой женщины. Это разные вещи, Эмин.
— А я — от нелюбимой? Есть разница? Ты псих, отец.
Анархиста прозвище давно не задевает.
Он усмехается.
— Главы мафии, расправляясь с врагами, забирали их детей себе и воспитывали их, как своих. И власть передавали им. И всю любовь. Это были родные дети. А стоило любимой женщине предать мафию, как она и ее отпрыски становились предателями. Придет время, и ты поймешь.