Богдан был благодарен ей за это. Он навсегда запомнил эту страстность, эту жертвенность и, главное, — отчаяние в ее глазах.
События двадцатилетней давности пронеслись в его памяти за считанные секунды, пока Аля объясняла ему причину своего звонка.
Голос, что сделал с ним этот голос! Он был прежним — молодым, зовущим и опять умоляющим.
— Аэлита, это ты? — наконец проговорил Богдан, словно очнувшись от волшебного сна. — Ты где?
— Далеко. Не переживай, я не побеспокою тебя. Дочка просила…
Он не слушал ее.
— Аэлита, я узнал твой голос!
— Я тоже. Ты не изменился. Так ты поможешь?
Господи, он совсем не услышал ее просьбу, окунувшись в вихрь воспоминаний.
— Да, конечно. Но зачем все это? Она что, действительно не твоя дочь?
— Так получилось. Даше сейчас очень нужна твоя помощь.
Слова были общие, сухие. Не хотелось говорить о делах. Безусловно, он обязательно приложит все свои силы…
А в сердце что-то дрогнуло. Неудержимо захотелось увидеть ее.
— Ты все такая же?
— Нет, я выросла. Вширь!
В это верилось с трудом. По-прежнему она представлялась ему маленькой стройной девчонкой. Он слышал ее совершенно не изменившийся голос — голос молодости.
— Я хочу тебя видеть!
— Это маловероятно. Я далеко. Сейчас еще дальше, чем раньше. — А самой хотелось лететь к нему на крыльях.
— Муж?..
— Уже нет…
— Запиши мой телефон. На всякий случай.
— Он у меня записан.
— Не служебный, а мой.
Богдану показалось, что он услышал в ее голосе слезы. Еще — взволнованность, радость и грусть. Да, это была Аэлита. Вся она была в этом невероятном состоянии печали, радости и безысходности одновременно.
— Аэлита, мы должны встретиться. Обязательно.
— Как, где, когда?
— Я скоро буду в Воронеже, — и добавил, боясь, что она не согласится встретиться: — по делу твоей дочери.
Ему хотелось заглянуть в ее глаза, обнять и долго целовать в непокорные страстные губы. Их непокорность всегда возмущала, это он помнил хорошо. Но уже забыл, как укорял ее за постоянное стремление взять инициативу «в свои губы».
И гудки. Противные гудки молчания.
Богдана охватило нетерпение. Хотелось сейчас, немедленно все бросить и лететь к ней. Убедиться, что она все та же — маленькая, хрупкая, манкая. Что также рассыпаются по плечам ее пышные рыжие локоны. Также нежна ее кожа — прохладная даже в летний зной. И глаза все те же — зовущие, молящие.
* * *
Возраст женщины невозможно определить по голосу. Внешность меняется. Исчезает блеск в глазах. Тускнеют пряди волос. Остается прежним только голос. Еще — желание любить и быть любимой вне зависимости от неумолимо бегущих лет.