Бабушка верила, что улыбкой можно войну остановить, вот и на Максима она действует расслабляюще.
На самом деле, немного опасалась, что Димка может заупрямиться и дожидаться меня у подъезда. Я не стеснялась Максима. Готова всему миру его показать и кричать, что он – мой. Но Зыбин может разозлиться. А как он поведет себя, я даже не представляю.
- Котенок, не хочу, чтобы тебя кто-нибудь обидел! - серьезно, отрывисто произнес Макс каждое слово. – Если он начнет наглеть, ты мне расскажешь.
Я согласно кивнула. Именно так моя интуиция подсказывала поступить. И не подвела: мой идеальный мужчина даже попытался улыбнуться.
Димки возле подъезда не оказалось. У меня от радости даже голова закружилась. Хорошо, что эти двое не встретятся. Не показывая Максиму своих опасений, все это время мысленно молилась.
- Котенок, рано утром я уезжаю. Будить тебя не стану, – негромко, ласково произнес Максим.
Стоя возле подъезда, мы прощались.
У меня остается только надежда на то, что через неделю мы увидимся. Максим словно вытянул сосуд из моего сердца и привязал его к себе. И чем дальше он будет находиться от меня, тем слабее станет биться сердце. Этот сосуд лишал меня не крови, а чего-то светлого, волшебного, чего-то более важного.
И снова эта неловкость: хочешь коснуться его, а, может, набраться смелости и поцеловать, но так и не решаешься. Наверное, виноват свет фонаря, что так некстати сегодня горит.
Макс делает резкий шаг и притягивает в свои объятия, мой нос утыкается в его грудь. Совсем не больно. Опыта недостаточно, а то бы я успела щеку подставить. Пока я стараюсь надышаться им на прощание, он зарывает свои руки мне в волосы и втягивает аромат моих волос.
«А если бы я уже являлась студенткой, каким бы сейчас могло быть наше прощание?»
Я знаю ответ на этот вопрос. Мою кожу начинает мелко покалывать только от мысли, что мы всю ночь могли бы провести вместе.
Максим делает шаг назад, поднимает к себе лицо, не сводя глаз с моих губ, которые я нервно закусываю. В висках стучит кровь, я уже предвкушаю наш новый поцелуй… Но этого не происходит. И я даже улавливаю в его глазах тот миг, когда мой мужчина передумал.
Макс подносит большой палец к моим губам, нежно, едва касаясь, проводит по ним. Я нервно сглатываю. Его глаза сейчас напоминают черное штормовое небо, как на картинах Айвазовского.
- Лизни! - отдает он приказ срывающимся голосом.
Краешком языка я сначала облизываю свои пересохшие губы, а потом выполняю просьбу-приказ.
Жар проходит по всему телу и собирается где-то внизу живота, скручивая мои нервные окончания в тугой узел.