Для антуража включаю телевизор. Пусть дочь наслаждается, выглядывая из-за сетчатой перегородки манежа, а заодно не слышит взрослых разговоров.
Обеспечиваю досуг Стеше и возвращаюсь обратно к женщинам. Я застаю Анастасию и ее одевающуюся мать в прихожей.
— Уже уходите? — скрещиваю руки на груди и плечом подпираю угол.
— Не хочу вам досаждать.
— М… ну тогда привет Олегу Эдуардовичу передавайте, — не сдерживаюсь, но сохраняю ровный тон.
— Да на кой черт мне теперь сдался этот олух?! — скрипучим голосом возмущается, застегивает крючки на шубе. — Такую девчонку упустил. А ты, Марик, вижу человек порядочный. Богатый. Не оставишь без куска хлеба ни Настьку ни ее престарелую мать.
— Мама! — восклицает Романова.
— Что мама? — шипит в ответ и дергает ручку двери.
Когда железная створка захлопывается, и мы остаемся вдвоем, Анастасия кидается со своими извинениями, но мне они неинтересны. Я не считаю Романову виноватой. Она, пожалуй, из числа немногих моих клиентов, которых действительно судить не за что.
— С доченькой порядок? — смущенно опускает мои руки со своей талии.
— Да…
Теперь я чувствую себя расслабленно и не прочь заигрывать с Анастасией.
— Тогда, проверю как там Алекс, — прячет от меня взгляд. Кажется, женщина понимает мои намеки на большее, чем просто объятья. — Попугай кричал… проголодался… наверное…
— Иди, — снисходительно отвечаю. — Только недолго.
Романова торопливо бежит в кабинет. Я медленно двигаюсь следом, ведь нам почти по пути. Хочу освежиться в ванной. Успеваю остановиться возле нужной двери и, в мое поле зрения вновь попадает Романова. Анастасия побледнела. Еле шевелится. Смотрит на меня стеклянными глазами.
— М…марк… — у нее стучат зубы и это слышится. — После моего отъезда ночью ты заходил в кабинет?..
— Конечно. Так же как и ты кормил Алекса.
— А перестановку не делал? Ничего не убирал.
Призадумываюсь.
— Хм… вроде нет. А что случилось?
— Проклятье… — шепчет Анастасия и закрывает ладонями лицо.
Анастасия.
Я же говорила, что в ту ночь поступила так, как было лучше для Стефании. Я не решилась идти в одиночку против грозовой бури Лютольфа и предпочла оставить бумагу с моей подписью на столе…
Думала, что Марк неслучайно подложил бумагу на видное место. Думала, что адвокат проверяет меня. Теперь жалею. Стократно.
Мой маленький мир рушится в одночасье, ведь еще несколько минут назад в кабинет заходила мама. Она пробыла там достаточно времени, чтобы заметить странную бумагу и прихватить ее.
Да мы не близки с Зинаидой, однако мать знает мою хитрую роспись, которую обычному человеку подделать сложно.