– Лютерция, – приветствовал её Розетен, отбрасывая инструмент в сторону. Бубен жалобно звякнул. – А мы тут с женой танцуем, поджидая вас. Чтобы не было скучно, – пояснил он.
– Ты! Ты обманул меня! – взвизгнула Канильена. – Я немедленно ухожу! – и она, кинувшись к двери, стала отчаянно колотить её.
– Пусть себе бьётся, она нам не мешает, – успокоила мужчин Лютня. – Значит, заставил её всю ночь плясать с бубном?! Шутник, однако, – усмехнулась она.
– А что, – ответил король, – и пошла охотно, и повеселила нас с Тианеем знатно!
Услышав это, королева отчаянно, понимая, что находится на грани провала, стала всем телом биться в равнодушную к её стараниям дверь.
– Итак, – перестав обращать внимание на бьющуюся в истерике женщину, начала Лютерция. – Розетен, я знаю, что ты готов принять свою дочь. А ты, Тианей, готов ли ты принять свою благословенную невесту такой, какая она есть? Со всеми её достоинствами и недостатками. Даже если она – вот эта шимпанзе?
– Одения – моя невеста? – ошалело произнёс принц.
– Готов или нет?! – прогремел по залу голос Хранительницы.
– Я готов! – подобрался Тианей.
Тогда Лютня протянула обезьянке флакончик и та ловко выпила его содержимое. Осознав, что сейчас произойдёт, около двери отчаянно завыла Канильена, но на неё никто даже не глянул. Все взоры были обращены на то, как маленькая обезьянка постепенно становится выше, её кожа светлеет, спина выпрямляется, а голову стремительно покрывают роскошные золотистые волосы, быстро удлиняясь до самых ягодиц.
– Сале!
– Летти, девочка моя, какая же ты стала красавица! – король подошёл и обнял дочь.
А у дверей, прикрыв голову ладошками, жалобно подвывала обезьянка в королевском платье.
– Папа, я так по тебе скучала! – всхлипывала Рисаллетта, обнимая короля.
– Летти, девочка, моя. Как же я виноват перед тобой, – король тоже не смог сдержать слёз. – Ты нашлась, я всегда верил, что ты вернёшься!
К обнимающимся отцу и дочери осторожно направился Тианей. Он с надеждой смотрел на девушку, а потом решился сказать ей:
– Ваше королевское высочество, я не узнал вас тогда в Таррине, сможете ли вы простить меня?
– Сале, если желаете, можете звать меня Сале… Тианей, – произнесла Рисалетта и, оторвавшись от отца, сделала небольшой шажок к жениху, несмело протягивая к нему руки.
В два прыжка он покрыл расстояние, разделявшее их, и прижал девушку к себе.
– Сале, моя Сале. Я думал о тебе, мечтал. Злился сам на себя, что я, жених самой завидной невесты в Ладее, мечтаю о незнакомке! – бессвязно шептал он ей на ушко. – А ты и есть моя невеста. Судьба сама свела нас, моя Сале, и больше я не отпущу тебя! – он осыпал макушку крепко прижавшейся к ней девушки невесомыми поцелуями.