— А куда меня потом? Ну то есть, вы знаете на какие работы там меня определят? Можете подсказать хоть что-нибудь на прощание?
— Ишь, какá[5] любопытна. Не ведаю я — о том тебе токмо распорядитель лорда сказать могёт. Куда пошлют — там и буш батрачить! А теперича цыц!
Дальнейшая дорога прошла в полнейшем молчании. Я не знаю, что сказал жителям этот старик, но ни один даже самый маленький житель из тех, кто встретился нам на улице, не обратил на нас внимания. Игнорировали, словно нас и нет! Видела, как какой-то молодой парень запнулся о слегка выглядывавший из земли камень, рассадив колено. Баба деревянное ведро с водой выронила, когда из колодца его доставала. Кто-то во дворе слева забористо матерился, выронив похоже молоток или топор. Сперва был стук, а потом вскрик, и его и нету. Кричит человек, ругается… Вроде неудачи такие мелкие, но всегда они случались стоило мне подойти ближе чем на двадцать метров. И даже старик это подметил, каждый раз то качая головой, то на меня оглядываясь. А я что? Я это не контролирую. Так что вместо рефлексии решила заняться изучением обстановки деревеньки.
Один общий колодец, срубленный из весьма толстых брёвен посреди главной улицы, с таким высоким механизмом для подъёма, что вроде как аистом звался на нашей земле. Рычаг с противовесом и с длинной жердью, кою сперва опускаешь вниз, с пустым ведром на конце, а потом ведро с водой уже поднимаешь наверх за ту же жердь.
Одежда на людях весьма бедная. Обуви почти ни у кого нет — только у Ведуна. Оружие тоже только у него — нож. Может есть у каких мужиков что охотой промышляют, но их я вряд ли увижу днём на улице.
Дома кривоватые, заглублённые в землю, но лучше, чем мой. Окон с остеклением конечно нет. Крыши соломенные, двускатные. Заборов высоких нет, зато выставлен частокол вокруг деревни. Это только один двор был вне защитного рубежа, того самого Киравы — видать человек отчаянный. Или не любят его тут.
— Таки дошли без особых проблем. Удивительно! Я думал будет хуже, — и тут же старика бьёт по голове калитка в высоких воротах его двора, куда он намеревался войти.
— Батюшка, ты? Живой?! — с той стороны показалась чёрная круглая морда мужика, с испугом глядевшая на упавшего и ошалело глядящего перед собой деда. — Не зашиб ли? Как же ты так подставился-то?!
Запричитав словно квочка над цыплёнком, огромный пузатый мужичище принялся поднимать своего отца.
— Ох ты ж… догнала всё ж таки… Ладно, паря, будет тебе. Идём в дом, разговор есть! И ты заходи! — тут же обернулся ко мне Ведун, — Посажу тебя к камням, а то ишь разхулиганилась!