И вот стоит он передо мной, немолодой уже мужик, и виноватится как школьник перед учителем.
— Не отдавай, Жора! Я отслужу. В капральстве не только стрелки нужны, еще много всякого дела есть. И я делаю, Жора! Лучше всех в полку делаю, вот те крест! — и перекрестился. Смешно так, неуклюже, двумя пальцами. Будто старческий артрит не дает ему нормально пальцы в щепоть собрать.
Может, у него какая-то беда с большим пальцем правой руки? Травма какая или еще что. Так-то я не помню, чтобы Семен Петрович при мне из мушкета стрелял. Он ведь постоянно как наставник, всем все объясняет, поправляет, подсказывает. Когда самому-то стрелять? Хотя плотницким ножом работает нормально. Резьба по дереву-то у него ловко выходит, такие узоры по дереву создает — залюбуешься.
А еще за него вступился ундер-офицер Фомин. Отозвал меня в сторонку вскоре после того как мое капральство сменилось с очередного караула и тихо так, вполголоса начал:
— То, что ты солдат гоняешь — это правильно. Солдат службу знать должен, и капрал за то главный ответственный. Только вот как я посмотрю — ты после ночного происшествия самого виноватого ищешь.
— Не бывает происшествия без виноватых, Александр Степанович.
— Понятное дело что не бывает. А когда беда уже случилась — тогда виноватого найти совсем просто. Это ты верно заметил. Если есть беда — есть и виновный, куда ж без него!
— Ну ведь он и есть виновный. Халатность, пренебрежение к оружию и к обязанностям караульного. Сегодня такое спущу одному — назавтра всех пороть придется.
— Перед тем как судить — прими во внимание обстоятельства, Жора. Видишь ли… на его месте мог оказаться любой. Даже я, — сказал Фомин и пристально посмотрел мне в глаза, — Ты в полку второй год, не привык еще. А я тебе так скажу. Последний раз в карауле какое-либо происшествие случалось у нас… дай бог памяти… да уже десять лет тому минуло. И вот так получается, что год за годом, добрый десяток лет в караул заступали просто для красоты. Постоять истуканом, посверкать начищенными пуговицами и чтобы офицер мог мимохожей барышне похвастаться — вот, мол, мои орлы. А то, что караульный стрелять должен если вдруг… Да когда оно такое было, чтобы стрелять? Тем более что мы еще на своей земле, ни пруссаков, ни каких-нибудь башкир восставших даже близко нет.
— Но Степан же стрелял.
— Стрелял. И Алешка стрелял. И другие молодые, что вместе с тобой в полк пришли — все были к стрельбе готовы. А те, кто старше и опытней, кто в караулах годы жизни провел — у них уже все по накатанной колее идет. Вот потому все и случилось.