Развязываю пояс халат, пальцами, едва касаясь груди, поднимаюсь к плечам и, зацепив воротничок, снимаю халат, позволяя ему, плавно скатится по обнаженному телу на пол. Беру трусики из тончайшего кружева и надеваю на себе, не забывая в зеркале оценить то, как они подчеркивают мои ягодицы.
— Когда-нибудь я обязательно надену весь комплект, — обещаю себе вслух и закрываю коробку бежевого оттенка.
Касаюсь собачки на молнии чехла и легким движением вниз, раскрываю чехол. Моему взору предстает ярко-красное платье из тонкого атласа, идеально подчеркивающее все изгибы фигуры. Берусь за плечики и аккуратно его вынимаю из чехла. Снимаю тоненькие лямки платья с мягких плечиков и надеваю на себя, обуваю туфли на тоненьких лямках.
В отражении зеркала я вижу всю ту же девочку Славу, все та же умница и красавица, только взгляд пустой. В нем только безразличие и желание сделать так, чтобы этот вечер отпечатался в его памяти навечно.
Открываю темно-синюю коробочку, подаренную папой еще в день рождения, и с улыбкой на лице достаю бриллиантовое колье, в комплекте к нему идут сережки-гвоздики. Завершив образ, смотрюсь в зеркало и остаюсь довольной.
Роковая шатенка в огненно-красном платье с разрезом выше колена, это невинность и страсть в одном флаконе. Что может быть более сногсшибательное?
Заговорщически подмигнув себе в зеркале, улыбаюсь и покидаю комнату. Не спеша, спускаюсь по дугообразной лестнице и уже на половине пути слышу звонкие голоса, которые принадлежат гостям. Морщусь, представляя, что в такой компании придется провести несколько часов. И я ведь хорошая дочь, поэтому сбежать, никак не получится. Надеюсь, что двойняшкам на данное мероприятие вход разрешен. Они хоть как-то скрасят вечер.
Ступаю обнаженной ножкой (благодаря разрезу) на последнюю ступень и слышу недовольный голос дедушки, который раздается прямо у самого уха.
— Слава, восемнадцать не двадцать пять, это что такое? — он глазами зыркает на мою ножку с идеальной депиляцией и поддает мне руку, потому что так гласят правила этикета, и потому что он мужчина.
— Это платье, дедушка, — протягиваю ему свою ладонь и позволю вести меня в центр торжества.
— А на лице макияж, а не штукатурка? — улыбаясь, произносит дедушка, а в голосе его слышно недовольство.
Не зря говорят, что для родителей мы всегда останемся их маленькими детками. И неважно, сколько тебе лет. Двадцать или тридцать, ты все равно их маленькое чадо. А также и внуки, неважно сколько лет — все равно ребенок.
— Совершенно верно, дедушка, — улыбаюсь от чистого сердца и смотрю на него лучистым взглядом, наблюдая, как гнев дедушки улетучивается.