И что дальше?
Я зажала голову руками и разревелась, как тогда… когда Оливии не стало. Я же девочка из приличной семьи, не имею права устраивать сцены, не могу плакать и показывать свои эмоции. Отец запретил раскрывать свои переживания публично, со временем это даже помогало мне держать свои психи в узде, только эпатаж и спасал.
Когда сообщили, что подруга погибла, папа два часа читал мне мораль в кабинете, как подобает себя вести на похоронах. Я смотрела на него, вернее, сквозь него, и не верила, что самый родной человек, самый близкий, будет нести такую несусветную чушь. Наивная. Восемнадцать лет, что я там понимала?
Но я выдержала тогда и сделала все, как он велел. Стояла на церемонии погребения, как свечка, ни слезинки не пустила, только потом всю ночь орала в подушку.
Да кому нахрен сдались мои слезы? Правильно. Ни-ко-му.
Я тяжело поднялась и поплелась к столику в углу. Вытащила ноут и нашла картотеку с мамиными фотографиями.
Здесь они с папой на яхте, такие счастливые, обожаю эту фотку. Захотелось нырнуть в экран и остаться с ними там, в застывшем миге радости.
Здесь, я перелистнула дальше, мама меня держит на руках, совсем маленькую, в розовом пышном платье, как у принцессы. Кажется, тогда я ей сережку чуть не сорвала, но это позже узнала от отца, сама ничего не помню. Папа рассказывал о прошлом, только если был в хорошем настроении или под хорошим градусом виски, а пил он редко, а хорошее настроение – это из разряда фантастики.
Я проклацала несколько фото и замерла на последней: Рождество с Хиллами, последняя, где есть мама. Живая. Мистер Джек, папа Оливии, тоже был на празднике, хотя компаньон отца появлялся у нас в гостях очень редко – вечно хмурый и занятой. Рядом с ним сидели: средний сын Вилли и старшая дочь Шелли. Его жена, изысканная и на первый взгляд сильная женщина, после похорон дочери наложила на себя руки, оставив его одного с двумя детьми. На фото она держала крошку Оливию на коленях. Все такие веселые, улыбчивые, кто ж знал, что жизнь нас так перемелет? Я на фото танцевала возле елки, с микрофоном в руках. Почему-то помню, что именно тогда пела, мне едва три года исполнилось, но даже сейчас в ушах звенит праздничная мелодия, и слова едва не слетают с воспаленных от поцелуев Дэми губ. Маму не помню, ее голоса не помню, а вот песню – не могу забыть.
Вот и все мое детское счастье.
До весны мамы не стало, и я резко повзрослела и оказалась никому не нужна.
И сейчас ничего не поменялось, пора смириться.
Я переключила папку и нашла снимки с подругой. Под руку попалась фотка, где мы у Хиллов в бассейне дурачимся, тогда еще Вилли нос разбил, неудачно прыгнув с тумбы. Выделывался.