При мне раскрыл блокнот, поставил напротив моего имени крестик и снова указал на дверь.
Больше мы не виделись. Я знала только по разговорам, что Кот его знает, но к нам на репетиции Эд никогда не приходил. Почему сейчас?
Я должна взять себя в руки, хотя была на грани. Если мне придется с этим ублюдком встречаться и дальше, потому что он по нелепой случайности Сашин друг — это меня искромсает на полоски. Медленно, но убьет.
После Эда я перестала верить в людей, ждала удары от любого, кто приближался ко мне, потому старалась держать себя отстраненно, не подпуская близко. Даже близких подруг не заводила, потому что для каждой я была соперницей, а значит, о настоящей дружбе можно только мечтать.
И сейчас я невыносимо боялась, что Саша частично такой, как друг. Нет, я понимала, что все это глупости и по поступкам Грозы — он хороший человек, и дорожит мной, но вот сердцу не прикажешь — оно теперь боялось раскрываться. На меня будто Горгона посмотрела, только сделала камнем не тело, а заморозила в груди то, что просыпалось и рождалось к Саше.
И в груди словно цыганская игла сшивала края грубыми стежками: безумно кололо от всего, что на меня навалилось.
Нас встретила невысокая женщина с короткой стрижкой с черными глазами, как у Саши. Она холодно посмотрела на меня, а потом сдержанно пригласила войти.
В доме приятно пахло деревянной мебелью и выпечкой. А в холле стояла украшенная елка. Зима поворачивала к весне, но здесь все еще чувствовался праздник.
Женщина заметила мой взгляд и подсказала:
— Внуки попросили не убирать, пока не приедут.
— Красиво, — протянула я и благодарно улыбнулась Саше, который стаскивал с меня пальто и разматывал шарф.
Мама смотрела прищурено, считывала с моего лица все эмоции, а я не удержалась и накрыла ладонями горячие щеки.
— Замерзли? — она обняла сына, потрепала его челку и добавила: — Ну, знакомь.
— Мам, это Настя. Моя Настя.
Я чуть не захлебнулась наплывом слез. Под горлом першило, а глаза царапало.
Гроза подошел ближе, встал за спиной и спрятал меня в кольце своих рук.
И я все-таки заплакала. Что-то пронзило грудь, вырвало меня из плотной кожуры, в которую я пыталась спрятаться все эти дни, и распахнуло душу. Опустив голову, не смогла сдержать скользящие реки по щекам.
Просто взгляд этой женщины, такой испытывающий и пронзительный, резко стал теплым, ласковым, родным. Она смотрела на меня и на сына и темный свет в глазах был по-настоящему радостным. Как мне хотелось, чтобы у меня была мама, и я тоже могла вот так просто познакомить со своим женихом, признаться, что жду ребенка. Но у меня этого нет и никогда не будет.