— Ты молодец, — Лёша пробрался через толпу и неожиданно обнял меня по-дружески, похлопал по плечам. — За такой короткий срок со всем справилась. Будешь с нами петь дальше? — отодвинул меня от себя и дохнул слабым запахом вишневого вина.
Я поперхнулась воздухом.
— Ты серьезно? Я же фальшивила…
— Да брось! После болезни и в такой нагрузке репетировать — да ты просто на сто процентов гений! Слышала, как наша «знаменитость» выла? Тебе до ее лаж далеко, — Лёша был весел и румян и все поглядывал на рыжую девчушку, что плясала около колонок.
— И давно Соня у вас поет? — я неловко отошла назад, стукнув каблучком лодочек по полу. Вспомнила, как передо мной выступала коротышка с пышной грудью. Она была вульгарна не только в своем наряде, но и манере пения. Мне тогда стало противно, ушки чуть не свернулись в трубочку, потому я ушла в коридор и стала ждать своей очереди.
Меня вернул к реальности голос Алексея:
— Да второй год уже, но она в этом году уже заканчивает четвертый курс, потому предлагаю тебе занять место солистки.
Я не верила своим ушам.
— А… сольные можно принести?
— Ты пишешь песни? — дирижер приподнял светлую бровь. Я коротко кивнула и прикусила смущенно нижнюю губу. Высмеет сейчас, сбегу…
— Лёша, ты идешь? — рыжая девушка оплела локоть парня худенькой ручкой и прижалась щекой к плечу, а потом оторвалась и скрылась в толпе. Такой короткий знак внимания, но показала, что он уже занят, а я для нее не конкурентка. Она просто уверена в своем парне, и это на самом деле круто осознавать.
Алексей засмеялся ей вслед и обратился снова ко мне:
— Настя, мы и сольные посмотрим, подумаем над аранжировкой. Отдыхай сейчас и к столу подходи, не стесняйся, а с начала года займемся программой.
— Спасибо, — получилось как-то сдавленно, потому что вал эмоций сильно подкашивал мне ноги, и нужно было немного подышать.
Я буду петь в оркестре на постоянной основе. Это невероятно!
Лёша замялся, будто не хотел оставлять меня одну, и я приободрилась:
— Иди к ней, а я выйду ненадолго в тишину, — я заулыбалась и, минуя разгоряченных студентов на танцполе, потопала к кабинету. Стук моих каблуков двоился где-то далеко в коридоре и цеплялся пощелкиванием за плафоны на потолке.
В сорок четвертом кто-то играл на фортепиано. Я застыла у закрытых дверей и почти прилипла ухом к дереву. Играл так, что, казалось, рубил клавиши пополам эмоциями, рвал струны ощутимой агрессией, мучал молоточки резкими, но точными ударами. Это было так надрывно, что я долго не могла решиться открыть преграду. Внутри кабинета мои вещи: телефон, деньги, одежда… А я хотела уже домой. Пока не сильно поздно, незаметно уеду и не буду мешать празднику. Гадкое чувство, что я дала слабину на выступлении, не отпускало меня.