Когда заиграли мою любимую, осеннюю и нежную «Autumn leaves» я прикрыла глаза и замечталась. Подпевала саксофону и испытывала распирающее счастье в груди:
«The falling leaves
Drift by the window
The autumn leaves
All red and gold…»[3]
На запеве второго куплета кто-то мягко коснулся плеча. Я замолчала, распахнула веки и уставилась в строгий серебристый пиджак дирижера.
— Твой выход, — он кивнул на микрофон, что одиноко возвышался в углу между громадными колонками.
Я обернулась, чтобы убедиться, что мужчина ко мне обращается, но уперлась взглядом в застекленную студию.
— Тебе-тебе говорю, — он перекрыл мягким тенором рокот музыки, пальцами показал оркестру знак «меньше», и все в одно мгновение заиграли тише. — Листья знаешь?
— Конечно, — выдохнула я и потерла о вельвет рюкзака вспотевшие пальцы. А если я не справлюсь? А если облажаюсь? Это не в группе отрываться и петь, как захочу — здесь нужно показать себя во всей красе и не рухнуть с разбега в грязь лицом. А я даже не распелась, вот же, Богиня Музыка посмеется надо мной!
— Ты справишься, — дирижер моргнул голубыми глазищами, сжал коротко пальцы на моем плече и быстро вернулся на свое место. Я отметила блеск его пшеничных волос, собранных в хвост на затылке, и крупные губы. Краса-а-авчик. Теперь, главное, не влюбиться невпопад, а то я такое умею и практикую.
Рука с палочкой потянулась вверх и дирижер, как волшебник, нарисовал в воздухе завитушку. Оркестр замолчал.
— Алексей Васильевич! — выкрикнул кудрявый парень, выглянув из-за альта[4]. — На тридцать четвертой цифре можно проработать момент?
— Вот сейчас и проработаешь, — спокойно ответил главный и приготовил руки. — Сначала! — он бросил в меня строгий взгляд, растаял в мягкой улыбке и кивнул. Я чуть не поперхнулась. Страшно же! Ща как напою им соль-мажор вместо ля-минора.
Пока играло вступление, я хваталась за микрофон охладевшими от волнения пальцами и держала колени ближе друг к дружке, чтобы не сильно дрожали. А когда пошел куплет, не заметила, как голос сам полился в колонки и вытянул чистые и глубокие ноты. Старалась не нагружать связки и петь расслабленно, но под конец песни все равно потемнело в глазах. Да здравствует, адреналин! Люблю эти ощущения: когда сердце колотится под ребрами, как свихнувшийся зверек, а в голове будто взрывается фейерверк.
Импровизировать не стала, не хотела пугать народ, допела концовку в простом академическом стиле на чистых нотах, правда, позволила себе немного расщепить[5] на пике.
— Ты всегда так поешь? — закрывая кабинет, спросил Алексей. Все уже разошлись, и мы выходили последними.