— До завтра, Малинка, — прочитала я по губам.
И, когда поезд тронулся, а Саша остался на перроне, мне до колик под в мышцах хотелось выпрыгнуть назад и сказать ему о беременности. Но я считала правильным убедиться сначала, а потом огорошить новостью.
В дороге мне стало плохо. Тошнило и клонило в сон. Я вспомнила, что так и не пообедала в Академии, а сейчас было почти девять вечера.
В аптеке Тотошке пришлось меня держать под руку, потому что меня вело и качало. Хотя я еще и шутить пыталась.
А когда я попросила тест на беременность, друг перестал смеяться и выдохнул только на улице.
— От этого мужика? — возмутился он.
— Тотоша-а-а, не начинай, — я устало закатила глаза и едва не уплыла в мир фантазий. Мне только сцен не хватает к всеобщему состоянию катастрофы.
— Настя, он же просто вышвырнет тебя, как только узнает о ребенке. Такие до сорока лет одиночки, а если и женятся то на женщинах не твоего круга. Разве по нему не видно? Дорогие часы, пальто без единой складки, ботинки из дорогущего бутика. Утонченный ловелас хренов!
— Не выражайся! — я треснула его по плечу, но тут же согнулась от тошноты и слабости.
— Наплачешься ты с ним, Си, — Тотоша придержал меня и повел дальше, — вспомнишь еще меня.
— Поздно думать о минеральной водичке, когда уже яд убивает тебя.
— Влюбилась, что ли?
— Иди ты… — все, что получилось выдавить. В горле клокотала ярость, а на языке каталась невыносимая горечь. Она проваливалась по пищеводу в желудок и заставляла меня глубоко набирать колкий зимний воздух ртом.
Мы дошли до ворот, и Тотошка собрался проводить меня до дома, но я его остановила.
— Я сама, — и отпихнула его. — Спасибо, что провел.
— Настя, — совсем помрачнел Тотоша, — а если он откажется от отцовства, сделаешь аборт?
— Совсем придурок? — я не обернулась, едва опустила жесткую ручку ворот.
— А как же группа? — такой глупости от него я не ожидала.
— Уходи, Толь, — проскрипела сквозь зубы. — Просто уйди, или я тебя сейчас побью, несмотря на то, что мой пустой желудок сошел с ума.
Друг попытался еще что-то сказать, а я пресекла рукой.
— Вали сказала! — закричала и спряталась во дворе.
До дома еле добралась. Шла, как пьяная. Темная дорожка встречала меня преградами и хотела бросить в сугроб головой. Смахивая слезы, чтобы отец ничего не заподозрил, я заплыла внутрь и прижалась плечом к стене в коридоре.
— Настя, все в порядке? — папа будто чувствовал на расстоянии, что у меня все хреново, и в первую секунду выглянул из прохода.
— Да, все прекрасно, — я заулыбалась и показала в сторону кухни. — Есть хочу, сейчас даже морковные котлетки будут в радость.