Вот оттуда и прозвучал тихий голос, от которого замерли все, а у Хольма сладко и болезненно потянуло внутри:
— Ты забываешься, Рисал, — сказала Лестана негромко, но ясно и холодно. — Вину и наказание этого Волка определит суд моего отца. До тех пор с ним следует обращаться достойно. И позволь напомнить, что я еще жива и не лишена титула. Это земли Рысей, даже преступник на них не должен остаться голодным, подобное оскорбляет мою честь и честь моей семьи. Если ему не хватило еды, отдай мою долю.
На несколько мгновений стало так тихо, что был слышен лишь треск веток в костре. А потом Рисал буркнул:
— Прошу прощения, госпожа.
Нерешительно глянул на свою миску, словно хотел сунуть ее Хольму, но теперь уже вмешалась Кайса.
— Так, ну-ка все быстро прижали уши и слушаем меня! Никто без еды не останется. Леста, тебя это тоже касается. Только попробуй мне все не съесть! А уж одного-единственного Волка я как-нибудь накормлю.
Покопавшись в сумке, она выудила оттуда кольцо копченой колбасы, добавила кусок хлеба и протянула это Хольму через прутья решетки. Он молча взял, ругая себя за то, что не может ничего сказать, даже поблагодарить. И ведь понимал, что надо! Но в горле стоял тяжелый горький ком.
Лестана за него заступилась! Пусть даже не именно за него, а просто за справедливость, но все равно…
Он сжал еду в руках так, что будь это чье-то горло — удавил бы. Рыси молча, без обычных разговоров, выхлебали суп, и Кайса собрала миски. А Хольм все никак не мог заставить себя съесть колбасу, хотя понимал, что это не подачка. Не мог — и все тут.
— Гленн, ты на страже до полуночи, — спокойно уронил Ивар, словно ничего не случилось. — Потом разбудишь Рисала. Давайте ложиться, завтра нужно ехать, как только лошади с повозками будут. Лестана, как ты?
— Хорошо, братец, — послышался такой же тихий, но какой-то бесцветный голос Рыси. — Нет, Кайса, извини, я не хочу. Совсем не хочу. Я завтра утром поем, обещаю.
Хольм закрыл глаза, еще сильнее стиснув ладонь, и крошки хлеба посыпались на деревянный пол клетки. Нельзя рычать и бросаться и прутья. Нельзя… Надо думать, что целительницы Рысей славятся своим искусством. Лестану вылечат. Обязательно вылечат!
Он не помнил, сколько так пролежал, но Рисал уже сменил Гленна, значит, ночь перевалила за половину. Потрескивали сучья в костре, Рыси крепко спали… Как-то даже слишком крепко! Хольм рывком сел в клетке, сообразив, что от костра тянет знакомым сладким душком: кто-то щедро сыпанул в него жабьего дурманника. Вот уже слышится сопенье и даже храп… А Рисал, сидящий спиной к огню, чтобы не слепило глаза, обмяк и вот-вот завалится набок. Твою м-м-мать-Волчицу, Брангард!