– А если я тебе скажу, что не надо умирать? Что никакого рая нет, а лучшая из тех ахур сейчас на земле и ждет, чтобы подарить твоим солдатам еще более сладкое удовольствие?
– Чужеземцам рай недоступен. Ты завидуешь, грек, – снисходительно отвечает воин, одновременно раздавая короткие распоряжения подчиненным.
Деметрий прислоняется к дереву, давая отдых натруженной пояснице. «Сейчас или никогда!» – Деметрий вкладывает в слова все обаяние, на которое только способен, всю силу своего убеждения:
– Слушай внимательно! Родогуна – царская дочь, это и есть главная ахура! Она сейчас одна, без одежды, с пышущей грудью и влажным лоном, чтобы стать пищей стервятников. Так, может, стоит сделать ее вечной рабыней для утех? Зачем умирать этому великолепному телу? – Старый воин заметно напрягается и делает глубокий глоток. Его единственный глаз упирается в Деметрия и, не мигая, внимательно изучает его. – У тебя давно была женщина? – не дает опомниться парфянину Деметрий.
– Давно… – мрачно признается тот.
Деметрий подается к воину всем телом и обольстительно шепчет:
– Она больше не царская дочь, а обычная девка. Почему Сурены имеют право отбирать лучшее? А? Это волчья добыча! Или я не прав?
Одноглазый нервничает еще сильнее, встает и выдает трель на своем языке. Другие солдаты внимательно слушают и одобрительно кивают. Наконец он поворачивается к Деметрию:
– Рассказывай, что знаешь, грек!
Деметрий облегченно выдыхает.
2
В сумраке, сгустившемся в дахме, едва различаются силуэты грифов, начавших свою кровавую трапезу. Только шорох перьев, скрип когтей о камни и чмоканье плоти, отрывающейся от еще не окоченевших тел. Один из грифов подлетает и пытается сесть Родогуне на грудь – девушке визжит и мотает головой. Птица нехотя отступает. Впрочем, ненадолго. Грифам спешить некуда: пищи вокруг много.
Вдруг в темноте появляются блуждающие зеленые огоньки. Грифы опасливо клекочут, отскакивая на безопасное расстояние, но не улетают, терпеливо ожидая своей очереди. А главная добыча достается новым гостям. Это волки. Они обходят плиту с разных сторон. Родогуне уже тяжело кричать – она хрипит, напрасно стараясь отогнать хищников. Волки не реагируют, деловито обнюхивая тела убитых и лязгая зубами в сторону несчастной женщины. Вот один из них вскарабкивается на плиту, готовясь одним ударом клыков вспороть ей горло, и вдруг катится прочь, извиваясь в предсмертном вое. Как по команде, стервятники взмывают в небо, стая, ощерившись, прячется под своды камней, отступив перед новой безжалостной силой.
Женщина замирает. Вот кто-то, присев, вырезает стрелу из холки вожака – зачем оставлять следы? Над Родогуной нависает тень. В отблеске зажженного факела появляется знакомый профиль, непокорные вихры вьющихся волос.