Музыкальный подвал (Ростокина) - страница 27

Но, что бы судьба ни готовила мне,
Клянусь, не забуду четвертой платформы
И глаз твоих темных в вагонном окне…

Она уже простила его. Да, простила. Маленький, глупый мальчишка, натворил глупостей, набедокурил… Разве на него можно обижаться?

Она была бы спокойна и рассудительна.

— А как в институте? Что пишет отец?

И он бы понял, что все уже прошло. Она просто другой человек. За что ей на него обижаться? У них было так много хорошего. Она ему даже благодарна.

— Как живу я? Хорошо. У меня все отлично. Мою семинарскую работу послали на конкурс. Иван Лукич платит мне премию «как лучшему работнику коммунальной службы вверенного ему участка».

И он сразу поймет, что ей без него удалось не умереть, она выжила, она даже очень здорово выжила.

— Да, я беременна. Уже на третьем месяце. Только ты успокойся, это не от тебя.

Это была бы единственная ложь. А все остальное — правда. Она прекрасно живет без него. Да ей вообще никто не нужен. Как сказал Андрей Платонов, беседа вдвоем — удовольствие, а беседа с самим собой — труд. Ей понравился этот труд…

Ей никто не нужен.

Надо будет показать эти стихи Саше. Конечно, у нее получается не так здорово, как у него. Поэзия, наверное, все-таки мужское дело. Впрочем, нет, Саше нельзя. С Сашей надо очень осторожно. Какой светлый и добрый парень! И как несчастлив. Это беда — любить безответно. Это не всем удается. Ей удалось.

— Вернуться? Ты сказал, хочешь вернуться?

Она не засмеется, нет, это было бы слишком грубо. Она тихо и грустно улыбнется:

— Поздно. Все уже позади. Теперь мне никто не нужен. Никто…


Кореец ушел на свои политзанятия, и можно было включить радио, послушать «буржуазную» музыку…

Несчастные люди, эти северные корейцы. Андрей никогда не служил в армии, но именно так он представлял себе солдатскую муштру.

Кореец засыпал часа в три ночи. Листал и листал словарь русского языка. Методика изучения русского у корейцев была простая — за неделю надо выучить все слова на одну букву. Вот бедняга Чен и листал словарь. А вставал в шесть утра, потому что все корейцы института в это время занимались зарядкой. Был там у них главный, он по нескольку раз на дню приходил проверять Чена, что-то строго ему выговаривал, а тот согласно кивал, стоя по стойке «смирно». У всех на груди значок с портретом «дорогого и любимого вождя товарища Ким Ир Сена».

— А что, он правда такой мудрый? — как-то спросил Андрей не без иронии. И тут же пожалел.

На глазах у Чена появились слезы умиления, правда-правда, и он, путая русские слова, минут двадцать говорил о вожде. Совал Андрею какой-то толстенный том.