До Наташи смутно доходил смысл слов. Она только видела, что профессор волнуется, что он одергивает самого себя, теряется, долго ищет нужное слово, что на него совсем не похоже. Она не очень понимала, почему он нашел ее на улице и привез сюда. Она вообще не понимала — кто она ему, что он так винится перед ней.
Ну да, Ирина… Она его дочь. Ну и что? Родители не отвечают за детей. Или, наоборот, дети не отвечают за родителей? Словом, никто ни за кого не отвечает. Все одиноки, всем на всех наплевать…
— Это неправда, — словно отвечая на ее мысли, говорил Мартынов. — Он совсем не негодяй. Он не злодей, поверьте мне. Он слаб, он безволен, но за это нельзя ненавидеть…
«О ком он говорит? — думала Наташа. — О себе? Но почему во втором лице? О человеке вообще? Да, наверное…»
— Я видел его только мельком. Я не смог поговорить с ним, хотя теперь знаю, зачем он приходил. Видите, ведь он не стал! Он одумался… Не знаю, мне кажется, он добрый парень, только немного растерявшийся… Это бывает, когда начинаешь жить самостоятельно…
«Он говорит о Багине, — поняла Наташа. — Зачем он о нем говорит? С Багиным все ясно».
— Я бы не стал так поспешно ставить на парне крест. Я вообще боюсь окончательно судить о чем бы то ни было. Все еще может поправиться. Все должно поправиться. Мне кажется, он любит вас. Он только вас и любит. Он не может любить мою дочь. Это невозможно! Я, наверное, сейчас говорю что-то для вас ужасное и бестактное, но я просто боюсь, что вы наделаете глупостей. Вы можете сейчас сжечь все мосты, а потом будет так жаль!
— Я его ненавижу, — тихо сказала Наташа.
— Вот и прекрасно! — почему-то обрадовался Мартынов. — Вот и слава Богу. Значит, еще не все потеряно. Ненависть — это сильное чувство. Главное, что вы не охладели. Главное, что он не стал вам безразличен. Это значит, что вы сильно любили его. И это значит, что вы его будете любить.
— Никогда!
— Никогда не говорите никогда, — мягко улыбнулся Мартынов. — Ничего не кончается. Ничего не бывает навсегда. Даже смерть.
— Зачем вы его пытаетесь оправдать?
— Не его — вас. Вас, Наташа, вы не могли полюбить никудышного человека. И вы правда не полюбили никудышного. Еще раз повторю: слабого — да, безвольного — да, растерявшегося — да, но не подлеца. У вас просто не получилось бы. Знаете, я сейчас не собирался вас утешать. Хотя, наверное, — так вам сейчас кажется — обругать бы всех, кто вас обидел! Но вы же великодушны, Наташа. Вы же справитесь с этим. Вам сейчас не себя жалеть надо, вам надо пожалеть его. Он ведь куда несчастнее вас.
— Его?! Пожалеть?! — Наташа даже поднялась из-за стола. — Да я бы сделала сейчас самое подлое и самое мерзкое, только бы навредить ему! Я донос бы написала! Анонимку! Я бы подкупила хулиганов, чтобы избили его! Я бы…