— Ну, а теперь поговорим, — сказал он. — Говорить, Наташа, буду я. А вы будете молчать и слушать меня. Потому что сказать мне надо много, а я боюсь сбиться с мысли. Хорошо?
Наташа кивнула.
— Во-первых, простите меня. Я очень перед вами виноват.
— За что простить? — удивилась Наташа.
— Вы обещали не перебивать, — напомнил Мартынов. — Но я вам отвечу — меня есть за что прощать, хотя не знаю, возможно ли это? Наташа, я вырастил очень плохую дочь. Знаете, в этом так нелегко признаться. Постоянно ищешь оправдания и для себя и для нее. И даже находишь много оправданий, много разных полуправд. Но в самом деле правда одна — я вырастил плохую дочь. А это значит, что и сам я очень плохой человек… Вы обещали не перебивать. Вот за это я прошу у вас прощения, хотя понимаю, что вовсе не заслуживаю его. Почему у вас? Это понятно. Наверное, я сделал много зла в жизни, но вам причинил самую сильную боль. Знаете, Наташа, я ведь все знал. Когда рассказывал вам о своей жене, я уже все знал. Мне бы просто предупредить вас. Предостеречь… А я не стал. И в этом я виноват перед вами. Вы простите меня, если сможете. Я виноват не только перед вами. Перед ней я тоже виноват. Я имею в виду жену. Она поверила мне, она мне доверилась… Она думала, что может спокойно уходить, что я воспитаю хорошего человека… Перед ней я тоже виноват. Я виноват и перед Ириной. Вот тут я страшно виноват. Я почему-то принимал все ее неблаговидные поступки за веяние времени, за новую молодежную мораль. А мораль не бывает новой или старой, молодежной или пожилой. Мораль или есть, или ее нет. Уж это-то я должен был знать! Знаете, Наташа, я ведь перед всеми вами виноват еще в том, что врал вам постоянно. Говорил, что философия не абстрактный, отвлеченный предмет, а сама жизнь. Я врал вам, потому что сам-то я так не думал. На самом деле я считал, что это увлекательная игра ума, интуиции, логики… А это все-таки жизнь.
Профессор еще налил чаю. Но пить не стал. Раскурил трубку.
— Простите меня еще за эти самокопания. Я будто бы пытаюсь оправдаться перед вами. Это я просто слабый человек, я перед собой оправдываюсь. Я никакой не справедливый и не великодушный. Я ведь вот сейчас прошу у вас прощения, а сам почти ненавижу вас. Знаете, трудно любить человека, который открывает тебе глаза. Это очень трудно. От такого хочется быть подальше, забыть о нем… Боже, как много слов! И ни одного правдивого, — Мартынов сокрушенно покачал головой. — Все я говорю не то! Не так! То есть как будто то и так, но не так и не то… Тьфу! Словоблудие! Наташа, просто простите меня… И все. Я больше не буду. И конечно же я вас не ненавижу, это я так, для красного словца. Каяться так уж каяться! По-русски, широко, беря на себя даже то, чего не делал и не мыслил! Точно сказал Достоевский — широк человек, сузить бы! Но сейчас это все неважно, Наташа, сейчас самое важное — это вы…