Катится это золотое солнышко к закату.
А закат багровый, пламенный.
Кольцо вспыхивает на миг — и скрывается за горизонтом.
Настает ночь.
Черным-черно в небе.
И только вместо луны зависли наверху золотые Наташины часики.
Они тикают, отсчитывая время до нового рассвета.
Или это бьет ножками еще не родившийся малыш?
Поживем — увидим.
Спи, Наташа. Не смотри на стрелки. Ты счастлива сегодня, а счастливые часов не наблюдают.
У луны не должно быть циферблата.
Всему свое время.
— Время — бремя, — медленно диктует терпеливый, учительский, мамин голос. — Знамя — пламя. Семя — вымя. Родительный: вы-ме-ни. Что в имени тебе моем?
— Не знаю! — отвечает во сне Наташа.
— Ну и не надо, — прощает мама. — Много будешь знать — скоро состаришься…
— Ну, старушка, ты и спишь! — тормошила ее бесцеремонная тетя Клава. — Принюхайся!
— Что, опять газом пахнет? — Наташа испуганно села на кровати.
Пахло сиренью.
И еще — жареными зернами кофе.
— Во! Такую очередищу отстояла в Елисеевском! — Тетя Клава потрясла перед Наташиным носом увесистым пакетом «Арабики». — Кутнем?
— Кутнем! — охотно согласилась Наташа.
Наконец-то будут использованы по назначению серебряные чашечки с вензелями. До сих пор они с Андреем пили из них лишь чай. Кофе стоит все же слишком дорого, целых двадцать рублей килограмм.
— Вставай, — скомандовала тетя Клава, — и зови в гости свою колдунью. Сегодня я добрая, я угощаю!
Наташа усомнилась:
— Мне кажется, Виана кофе не пьет.
— Зато она гадает! — И тетя Клава перешла на шепот: — А мне позарез надо. Приглянулся один, уж так на сердце лег! Но я хочу наверняка. Пусть она глянет. Попроси, миленькая моя, тебе она не откажет.
…Наташа выходила из лифта — Саша входил.
— Здравствуй, как ты?
— Я хорошо. А ты?
— Все путем. Который у тебя месяц? Или как там спрашивают…
— Седьмой.
— Мальчика хочешь?
— Мальчика.
— Ты к матушке?
— Да. Она дома?
— Дома. Ну, пока. Удачи тебе!
Наташа не успела ответить: Саша уже нажал кнопку лифта.
Вот и все. Короткая встреча, ничего не значащая. Всего несколько фраз, да и те ни о чем.
Но отчего-то просочилась в сердце теплая струйка светлой печали.
— Я теперь умных мужиков решила любить, — серьезно сообщила тетя Клава. — Их по лысине узнают. У кого плешина спереди — это от дум. А сзади — от дам. А у моего теперешнего — не поймешь, черепушка по всей поверхности голая и блестит, как рояль.
Виану откровенно забавляла ее болтовня, однако она серьезно сказала:
— Если хотите узнать всю правду, кофе надо пить молча. Вдумчиво.
— Ага, — согласилась влюбленная тетя Клава. — Только вы уж мне точно определите: умный или дурак. А то он молчит всегда, не поймешь. Может, глухонемой?