Теперь он сосредоточился на моей голове. Аккуратно прощупывал и смазывал ссадины и синяки. Ладони казались такими большими, что в них могла бы уместиться вся моя голова. Порой он наклонялся и его лицо было совсем близко. Чудилось, двинься он еще чуть-чуть — и сможет меня поцеловать. Невольно уставилась на его губы. Красивые, четко-очерченные, правильной формы.
Я как завороженная смотрела на них, пока не поняла, что мужчина перехватил мой нескромный взгляд и в ответ столь же откровенно рассматривает мои. Еще мгновенье — и я смогу попробовать их на вкус. Непроизвольно облизнула свои слегка пересохшие от частого дыхания губы.
Мой взгляд приклеился к его лицу, и я увидела, как мужчина подался вперед. Сердце в груди ухнуло в пропасть. Он сейчас меня поцелует! Так волнительно и в то же время страшно. Все мысли откатились далеко и показались неважными. Я видела перед собой только его губы, которые медленно приближались.
Вдруг он резко поднял голову, а затем быстро встал.
— Попробуй повернуться на бок, мне нужно обработать рану на затылке. Она довольно серьезная.
Чуть не застонала от нахлынувшего разочарования. А когда вернулась способность мыслить, то чуть не застонала повторно, но уже от стыда. Как я могу вести себя столь развратно? Кошмар! Поэтому была лишь рада возможности отвернуться и скрыть полыхающее лицо.
С раной он возился долго, а когда закончил, озвучил свой вердикт:
— Итак, переломов и вывихов нет. Чего и стоило ожидать, раз уже бродишь по комнате. Внутренних повреждений тоже не видно. Синяки и царапины сойдут. Рана на голове в целом терпима, нужно подождать несколько дней, понаблюдать. Если сотрясение и есть, то в легкой форме. Переживешь.
И снова это командный тон. От его «переживешь» почему-то стало обидно. Как же быстро исчез тот заботливый голос, которым он спрашивал, не больно ли мне. А чего ты хотела, Рин? Ожидала особенного отношения, потому что ты женщина? Действительно этого хочешь? Со вздохом признала, что нет. Поэтому молча слушала дальше.
— Приставлю к тебе сиделку, она поухаживает за тобой неделю. Потом мы направимся в лагерь. Жду в указанный срок способной ходить самостоятельно, — бросил он и, не прощаясь, вышел.
От его грубости снова стало досадно. И хоть сколько можно было повторять себе, что здесь это практически норма и не нужно ждать другого, все равно обида не проходила. Грубиян!
За неделю он ни разу ко мне не пришел. Со мной сидела старая женщина, которая, кажется, только обрадовалась такой работе. Она весь день спала в кресле рядом с моей кроватью и иногда даже забывала меня покормить. Но я не жаловалась. Аппетита не было. Особенно в первые дни, когда при каждом движении содержимое желудка грозило вывалиться обратно.