На подходе к кузнице стало теплее и послышался грохот. В том конце коридора находился выход на улицу, часть плавилен располагалась под открытым небом, иначе все задохнулись бы. Но сегодня было тише обычного и лишь зычный мужской голос разносился под сводами большой пещеры.
Узнать его не составило труда. Это надрывал глотку Севал. Ну наконец-то! Не одной мне получать нагоняи. Пусть и эти остолопы тоже огребут свою порцию ругани от недолюбленного мужчины. От мысли, что и о нем могут так же думать, непроизвольно хихикнула.
Хотя здесь целое сборище таких недолюбленных. И скорее всего, они тоже не в настроении. Оно и понятно. К нам уже пару недель не заглядывали дамы из лагеря Остоса, с которыми можно было провести несколько приятных минут. Наверное, все заняты стычкой с Ликхом и им не до сопровождения сюда женщин.
От воспоминания о нем слегка передернуло. Что, интересно, сейчас творится в Доме? Сохранилась ли там хоть часть того, что строил Маквел? Или с его смертью умерли все его идеи и люди с легкостью о них позабыли? От мыслей отвлек Том. Над ухом раздался шепот:
— Ты уж с ним поласковей. Того гляди всех на клочки порвет. Недолюбленный мужчина поопасней женщины будет.
Неопределенно пожала плечами вместо того, чтобы сказать Тому несколько забористых словечек. Мы подошли довольно близко и уже видели, как Севал распекает нерадивых кузнецов. Похоже, он совсем бесстрашный. Чтобы так орать на пару десятков здоровенных бугаев с кувалдами в руках, надо иметь стальные нервы.
Он словно почуял меня и быстро обернулся. Резким движением подозвал к себе. Нехотя поплелась в его сторону, не ожидая ничего хорошего. Он нетерпеливо дернул меня за шиворот и поставил рядом.
— Кто это, по-вашему? — обратился он к мужчинам, встряхнув меня еще раз.
Они явно растерялись и не спешили отвечать, пока одни из них не произнес неуверенное:
— Ну, баба.
А затем взглянул на меня повнимательней и добавил:
— Наверное.
И ведь не поспоришь. Разглядеть сейчас во мне женщину можно было, если только хорошо присмотреться. Мешковатая одежда, замотанные волосы и чумазое лицо. Копоть и мелкая крошка буквально въелись в кожу. Как бы я ни натирала себя мокрыми тряпками, она все равно имела сероватый оттенок. Про руки и говорить не хотелось. Грязь из-под ногтей я ещё в первую неделю отчаялась вывести. А постоянные царапины и мозоли не придавали им изящества. Так что этот мужчина прав. Конечно, я женщина, но под знаком вопроса.
— Я и без вас знаю, что баба, — рявкнул Севал.
В ответ кузнецы криво заухмылялись. Не нужно быть менталистом, чтобы понять, о чем они сейчас подумали. Не знаю, почему, но от этого я покраснела. Стало стыдно, хотя ничего подобного я и не делала. Хорошо, чумазая — не так заметно мое смущение.