Если бы не он, я бы так и жила в этом доме-тюрьме, пока не надоела бы Измайлову, и он не прикопал бы меня где-нибудь в лесу.
— Не благодари. Я не поступил бы иначе, даже если бы нас ничего не связывало.
— Правда? — с интересом взглянула на него.
— Правда. Не терплю несправедливость к слабым. И такой козёл, как Измайлов, другой участи не заслуживает.
— И даже если бы я ничего не значила для тебя, ты всё равно бы помог?
— Да.
— Какой ты благородный. Настоящий мужчина, — покачала я головой.
Женя с насмешкой посмотрел на меня:
— Почти принц.
— А я не смеюсь, — возмутилась его насмешками в сторону моих комплиментов.
— Иди сюда лучше, принцесса ты моя, — засмеялся он в ответ и притянул к себе ближе.
Утянул за собой на матрас. Полез руками под кофту, нащупал грудь и сжал.
— Эй! С ума сошёл? Мы в больнице! — снова возмутилась и попыталась слезть с него.
Женя зафиксировал мои ноги, не давая уйти.
— Да плевать. Хочу свою женщину, прямо сейчас.
— Нас могут услышать.
— Пусть слушают. Палата платная, так что…
С этими словами он стянул свитер и бросил его на пол, взялся за бюстгальтер.
— Вот он, поправился, называется… — проворчала я, а потом резко втянула воздух, когда его губы коснулись соска.
Да, секса не было у нас давно, и тело тут же отозвалось на его ласку, изголодавшееся по тёплым мужским рукам.
Стащил мои джинсы, расстегнул свои и насадил меня сверху. Удерживая руками меня, начал двигаться. От резких толчков закружилась голова, с непривычки. Я вжималась пальцами в его плечи, он, забыв о своих ранах целовал грудь и двигался всё быстрее и быстрее во мне, пока мы оба не достигли точки и не получили каждый свою дозу оргазма, которые казался очень ярким и острым после длительного перерыва.
* * *
— Начинается посадка на рейс сто тридцать четыре Москва-Берлин. Просьба пройти на посадку, — прозвучал на весь зал голос девушки-робота.
— Ну что, Марта, идём? Это наш самолёт.
Мы оба были в шапках и солнечных очках. Всё же дополнительная мера предосторожности не помешает.
— Да, идём любимый.
Мы вместе, держась за руки подошли к нашему коридору. Стюардесса проверила наши билеты и пригласила пройти дальше. Пока шла, смотрела в окно, на серую Москву. Грустно всё равно на душе. Покидать страну тоскливо.
Когда мы сели на наши места, Ян спросил:
— И чего мы такие печальные?
Заметил. Как всегда, ничего от стол наблюдательного мужчины не укроется.
— Грустно улетать из дома.
— Понимаю, — он обнял меня, положив мою голову к себе на плечо. — Мы вернёмся. Когда-нибудь.
— Правда?
— Да. Если захотим. Правда, не в этот город. Но в Россию вернёмся. Позже.