Невзоров глубоко вздохнул и глубоко и терпеливо слушал. Очевидно, Оганян провел настоящее исследование. Это был такой вызов, который доставлял удовольствие патологоанатому и требовал от него и его помощников величайшего творческого подхода.
- Наконец-то мы начали играть в догадки, - продолжал Вазген. - как ни странно, поначалу, я думаю, мы слишком полагались на логику. Мы пытались установить возможность коммуникабельности. То есть мы пытались определить, что именно они могли передать друг другу. Но потом нам пришло в голову, что эта девушка не проститутка. Ты вроде тоже сомневался в этом?
Невзоров неопределенно кивнул.
- Тогда они не могли поделиться с ней вирусом, по крайней мере, на основании этой теории. Возможно, тогда они не поделились им и друг с другом. Когда мы начали думать с точки зрения того, что вирус был передан каждой из них отдельно и индивидуально, а не среди них, тогда наш метод исследования должен был измениться. Мы еще раз прослушали пленку, которую твои коллеги нам дали, и кто-то зацепился на описании того, как девушка двигалась. Было сказано, что она "напала" на машину, врезалась в забор, "как будто не видела его", у нее было "сильное потрясение". Мы начали работать с совершенно новым набором тестов. Мы перешли на новую серию испытаний и сразу нашли. Эти маленькие пулеобразные РНК-вирусы проявились мгновенно. Тела Негри! Мы не могли в это поверить. Мы думали, что совершили ошибку.
Невзоров оживился.
- Да, тела Негри, - сказал Оганян, не останавливаясь и не думая объяснять. -Перепроверив себя, мы вернулись к срезам мозга трех других женщин и подвергли их воздействию тех же специфических тестов: гистологических. флюорцентовых антител, и тестов на прививку мышей. Все они были позитивны. Все они, Алексей. У них у всех была гидрофобия.
- Что?
- Я же говорил тебе, что это очень странно. Но сомнений нет. У них у всех было бешенство. Все они умерли, как обыкновенные бешеные собаки.
Невзоров сидел в ошеломленном молчании, не сводя глаз с Оганяна. Он почувствовал, как напряглись мышцы его спины, упираясь в изгиб полированного вишневого кресла. Дым от сигареты в его правой руке, которая свисала с подлокотника в обманчиво расслабленной манере, поднимался голубым лучом абсолютной тишины. Обостренными чувствами он ощущал биение своего ускоренного пульса в том же запястье и мог слышать, что, как он знал, было искаженным усилением, гул ос, когда они сталкивались со стеклами в окнах гостиной.
- Что ты мне такое говоришь? - наконец сказал он.
Вазген преувеличенно широко открыл глаза.