Она чуть погладила крестик и отошла; Юлька проделала все те же манипуляции, но гораздо быстрее: видимо, заранее заготовила желание.
– Пойдем, это еще не все.
Вернулись назад, к тому месту, где возвышалась статуя Яна с нимбом из пяти звездочек. Пара мест на постаменте блестела особенно отчетливо.
– Вот этот кусок барельефа, где Яна в воду сбрасывают, нужно потрогать левой рукой, – инструктировала Юля. – Трогаешь и повторяешь желание. А вот эту собачку погладь правой – у нее можно и денег попросить.
Даша засмеялась и попросила денег.
Все манипуляции заняли не больше пяти минут, поэтому, когда гримеры вернулись на позиции, съемка еще не началась, но все пребывали в стадии боевой готовности. Галахов и Тихомиров стояли у перил – там, где должен был состояться диалог, и Даша, прихватив из чемоданчика набор молодого бойца, подбежала к ним, чтобы в последний раз удостовериться в «исправности» грима. Во время съемки обязанности дежурного гримера сводились к тому, чтобы следить, не потекла ли у актрисы тушь и не выбилась ли прядь из-под парика у актера.
Грим и костюмы сразу меняют людей: в стоявших на мосту двух вампирах, жизнерадостно сверкавших друг на друга искусственными клыками, с трудом опознавались знакомые люди. Галахов, в роскошном черном, расшитом золотом костюме и белоснежном парике, смотрелся выходцем из иного мира, настоящим Князем Тьмы. В его жестах была величественность, властность, жесткость. Тихомиров – совершенно другой, хотя и костюм у него был похожий, только с серебром, и парик темный. Но двигался Матвей сейчас так, словно в нем натянулись стальные струнки, даже звон можно услыхать, если прислушаться. А, нет, это колокол звонит где-то в городе.
Даша мазнула кисточкой по лицам, чтобы, не дай бог, нос или лоб не заблестел, улыбнулась и ушла за периметр: предстояло оттуда наблюдать и, если что, кидаться на помощь. Мимо пронесся Юрьев, в излюбленной кожаной жилетке поверх клетчатой рубахи, сосредоточенный и суровый, как ковбой в погоне за стадом. При его появлении все заработало: камера нацелилась куда надо, свет дошел до нужной кондиции, и поднимающийся от Влтавы туман (не киношный, настоящий!) вновь стал таинственным, словно таящим неясную угрозу. Даша повернулась, чтобы посмотреть: небо на востоке уже побледнело, на нем смутными силуэтами выступали пражские башни. И от того, что она сейчас здесь, в самом сердце прохладного древнего города, в самом центре истории, только что начавшейся после слова: «Мотор!», – Даше стало очень хорошо. Прага не была враждебной – Прага была сказочной.