Город движется вокруг меня – яркий и четкий, словно каждый контур пейзажа процарапан острым ножом. Страшная дурнота плещется в голове при каждом толчке. Неужели мы все еще едем по объездной?
Около рекламного щита новомодного бутика стоит девушка в короткой юбке и джинсовом жилете. Я успеваю заметить, что на ее худом плече вытатуировано что-то похожее на моток колючей проволоки или розовый куст. Полная безвкусица, неужели такие сейчас делают в салонах tattoo? Она провожает нас взглядом, словно намереваясь проголосовать, но так и не решаясь сделать это.
Руки слабеют, мне трудно держаться за каркас.
– Слушай, притормози, – говорю я Руслану, спотыкаясь на последнем слове. Он не понимает, оборачивается и вопросительно смотрит на меня. Если я ему сейчас не повторю, мы, наверное, разобьемся.
– Останови! – ору я. – Я дальше не поеду.
– Ты что, Стасик, ты обиделся? – Вадик заглядывает в мое обескровленное лицо. – Вы помиритесь, слышишь? У вас же такие конфовые отношения были.
Я думаю о том, что многие пары разводятся именно из-за того, что оценивали свои отношения, как очень конфовые.
– У нас были ужасные отношения, – сглатывая жидкую слюну, бормочу я, – она сама мне об этом сказала. Первый раз за несколько лет. Мы и раньше ругались, но она никогда не говорила, что мы хреновая пара. И знаешь, что хуже всего, а?
– Что?
– Да то, что так и есть.
– Вы просто должны были давать друг другу то, в чем каждый из вас нуждался. Просто так, вот тогда люди вместе. Она же ограничивала тебя, ты психовал, вы ругались, на хрена тебе это нужно?!
– Мне это уже не нужно, – я стараюсь говорить правду. Я решаю, что больше не буду врать.
– А если бы было наоборот? – вдруг спрашивает Вадик.
– Что наоборот? – нестерпимо чешутся щеки. Я медленно раздираю их ногтями, уже не думая о том, как выгляжу со стороны. Мы проезжаем какой-то поворот, но я не узнаю его. Сознание вдруг сжимается до размера куриного яйца. – Что наоборот!?
– Ну, если бы не ты перед ней, а она перед тобой была в чем-то виновата. Изменила бы тебе. Что тогда?
А что тогда? Вся наша жизнь с Леной строилась на том, что я так или иначе был перед нею виновен. Я даже не смел иногда заорать на нее, потому что во мне сидело чувство греха. Да знаете ли вы, что такое настоящее чувство греха? Невольно начинаешь считать обыкновенную в общем-то бабу, пусть и с аланской кровью в жилах, едва ли не святой. И вот ведь дерьмо, чем больше боли причинял я ей, тем сильнее ее любил. Она права, у нас действительно были плохие отношения.
– Я бы тогда убил, – рот наполняется горькой слюной, – я бы тогда убил ее и его.