– Нюхал. Пару раз.
Это правда. Пару раз я действительно пробовал героин, но ничего, кроме головокружения и тяжести в затылке, не почувствовал.
Где найти легкость?
Вадик быстро нюхает вслед за мной. Мы мчимся назад, оставляя позади долгие тире разделительной полосы, словно быстро листаем какие-то пустые страницы. Горечь в глотке пока что портит мне весь кайф. Я не спрашиваю о маршруте, мне все равно.
– Зацепило? – Вадик улыбается мне, я улыбаюсь в ответ. Неожиданная волна прокатывается по моему телу и застревает где-то в глазах. Я на мгновение пугаюсь этого ощущения.
– Ты не хочешь жениться еще раз? – медленно спрашиваю я.
– Нет.
– Почему?
Вадик не хочет отвечать. В другой ситуации я, может быть, и не стал бы настаивать. Я не люблю, когда люди начинают мяться, я смущаюсь отчего-то и, вообще, боюсь обидеть. Хотя, а как же Лена? Но и ее я не хотел обижать. Она ставит меня на распутье: выбирай, мол, или я или наркотики. Но я ее люблю, а на наркотики мне насрать.
Наверное, на все, кроме травы.
Распутья – страшная штука. Жизнь порой представляется мне, как бесконечная череда дверей, входя в которые однажды, уже не можешь выбраться назад. И каждый раз оглядываешься и думаешь, а был ли у тебя на самом деле выбор? Ведь, в конечном счете, ты всегда можешь выбрать одну-единственную дверь, и маршрут, по которому ты движешься в этом здании (знаете, оно снится мне иногда), этот самый маршрут может быть лишь один. Сколько не выбирай, а получается, что выбора у тебя на самом деле как бы и не было. И не получится прожить жизнь так, чтобы никого не обидеть.
Вадик не хочет отвечать, по всему видно, и в другой раз я бы не спрашивал дважды. Впрочем, в другой раз я, возможно, не стал бы нюхать и этот чертов героин.
– Почему, а? На малолетке? – подкалываю я его. Героин, между прочим, как говорят наркоманы, уже начинает приезжать. Я надеваю тошнотворное чувство опьянения и вялость, как несвежую пижаму.
Головокружение вдруг становится сильнее, как будто бы меня укачивает в этом джипе. Но слова Вадика просачиваются совершенно беспрепятственно.
– Да я же был женат, ты ведь знаешь?
– Знаю, – я почему-то не могу сказать больше одного слова. Изо всех сил я стараюсь сохранять прежнее выражение лица, без мук и страданий – героин приехал. Я медленно поднимаю руку и тру щеку.
– Будешь курить? – кричит мне Гвоздь с переднего сиденья. Я мотаю головой. Проклятые янки, пошли они в жопу со своими “Marlboro”! Беспричинная ярость поднимается во мне, как вскипающее молоко. Я чувствую, это психует белый.
Я думаю вдруг о старых, износившихся жизнях, теряющих соки и свежесть. Они присасываются к молодым телам и существуют, как полипы. Они трахают молодых, пытаясь обмануть смерть.