– Отстоялась, – говорю я.
Червь пробует воду на вкус, но не пьет. Вместо этого он достает из заднего кармана темную столовую ложку. Я тут же понимаю, что он собирается делать.
– Ты спросил разрешения?
– Разрешения?
– У хозяйки, – я киваю на дверь. Она приоткрыта, легкий сквозняк рассказывает о тамошних запахах.
– Да ладно!
– Крис! – я кричу в щель, навстречу кухонным запахам. – Крис, иди сюда!
– Ты гонишь?! – Червь шипит, он просто взбешен. Я жду, когда он кинется на меня. Он думает, что я его провоцирую. И, наверное, правильно думает.
– Крис!! – я кричу громко как о пожаре. Именно так надо кричать, если ты вообще хочешь, чтобы тебя услышали.
Дверь в спальню почему-то закрыта. Я мигом представляю себе Машу и Витю, уединившихся в темной комнате, шепчущих друг другу пустое и милое. Кто же мне сказал, что они двоюродные брат и сестра? Мне даже кажется, что я слышу прерывистое дыхание и какие-то невнятные слова.
– Ты з…, – он переходит на шепот, ведь правда, все-таки, на моей стороне. Он очень хочет вмазаться, он думал об этом весь вечер, он нервничал, когда мы играли, и, наверняка, нервничает сейчас. Если он хотя бы дотронется до меня, я ударю его в горло. В горло, так, чтобы он начал сдавлено кашлять. Ударю без сожаления и наверняка. Связываться с торчком опасно, когда ему обламывают тягу.
На кухне грохочут табуретом. Кто-то встает, отозвавшись на мой вопль. Я весь напрягаюсь. Червь смотрит на меня не мигая, он все еще держит в руке закопченную ложку. Сейчас что-то должно произойти. Сердце колотится так, что перехватывает горло.
Когда Крис увидит, что Червь собирается вмазаться в ее квартире, у нее точно будет истерика. Она психованная, всякая мразь подпортила ей нервы, когда она была вынуждена зарабатывать себе на жизнь по ночам и не торговать при этом телом. Возможно, Крис станет выгонять Червя, хватая его за руки. А это опасно. Я совсем недавно ударил женщину. А теперь мне надо не допустить, чтобы женщину ударил кто-то другой.
В двери появляется Вадик. Слава богу, кто-то третий. Он смотрит на нас обоих и все понимает, милый он, хороший.
– Пойдем, – говорит он мне. – Тебя зовут, Стас. Я тебя зову. С собой.
– Давай, – Червь кивает мне, – иди.
Мне начинает не хватать воздуха. Я готов зарыдать отчего-то прямо сейчас. Говорят, что именно так у людей начинаются истерики. У меня у самого нервы ни к черту. Лена, Леночка, миленькая моя, вернись. Я много думаю о тебе, любимая, и мне плохо от этих мыслей. Кто, черт возьми, подарил тебе эту кожаную дрянь? Что со мной происходит?
– Я стал таким раздражительным, – говорю я, задержавшись в дверях. – Я раздражаюсь… иногда. Это вроде аллергии, когда начинаешь чихать и не можешь остановиться.