— А не твоя ли это идея была — морить меня голодом?
Эмир сводит брови к переносице и озадаченно потирает щетинистый подбородок. Рявкнув что-то на турецком, он кулаком шарахает себе по колену, заставив меня отшатнуться от него.
— Я не знал, Диана. Правда, но я разберусь с этим, — его голос полон сожаления, а мне мало верится в это.
— Хочешь сказать и замуровать меня здесь тоже не твоя идея? — прищуриваюсь.
— А вот к этому я уже имею прямое отношение. Временная свобода — это то единственное, чего я мог лишить тебя, пока ты не стала всецело моей.
— Я не стану твоей. Можешь зарубить себе это на носу, если пожелаешь!
Эмир многозначительно ведёт бровью. Повисает молчание. Только позже до меня доходит, что иностранцы вряд ли смогут понять значение данных слов. Тем и лучше. У меня для него имеется немало подобных фразочек.
— Станешь, если я этого захочу! Вопрос в том, захочу ли? — тем не менее отвечает он с явной угрозой.
— Ага, после дождичка в четверг и стану, — издеваюсь я, вставая в закрытую позу на всякий случай. — Зачем ты пришёл сюда? Скатертью дорога, Эмир.
— Я пришёл сюда сказать, чтобы ты надела купальник.
— И всё? — цыкнув языком, я закатываю глаза. — А в дверь войти нельзя было, чтобы сказать то же самое?
Он снова разваливается на моей постели. Устраивается основательно: подушку подкладывает под голову, заводит руку за неё и сгибает одну ногу в колене. Только смотрит он на меня теперь по-другому. Уже не так, будто перед собой видит бесполое существо, а, скорее, наоборот. Словно я для него кусок мяса.
— Я пришёл не только сказать, но и посмотреть на то, как ты будешь это делать, — этот змей-искуситель раздевает меня глазами, ставит незримые отметины на губах, на теле. Как? Как у него это выходит? — Ну же, смелее, Диана. Обещаю, к твоему телу прикоснётся только мой взгляд.
"Прикоснётся только взгляд".
Это меня и пугает больше всего. Одна только фраза нагоняет страх и отвращение.
Нет, не сам факт его искушённого желания поглазеть на мои прелести.
Меня уже не удивляют идиотские просьбы высокомерного господина, которому в этом доме дозволено всё в отношении всех. Меня пугает именно то, что взгляд его настолько цепкий, что порой кажется Эмир способен им переставлять предметы.
— Диана, у тебя какие-то сложности? Неужели ты хочешь, чтобы я помог тебе? Только скажи, и я с удовольствием приложу к этому свою руку, — его голос вырывает меня из паутины задумчивости.
Там я в красках уже представила себе это унижение. И меня совершенно это не устраивает.
Что же будет, если я ослушаюсь? Если я выставлю его вон и разболтаю всем, что он нарушил какие-то там правила? Как можно вообще нарушить правила, которые сам же устанавливал?