И именно эта ложь повлекла за собой разрушающие последствия. Не было бы этой лжи — возможно и меня бы здесь не оказалось…
Ненавижу! Ненавижу!
Только оказавшись по ту сторону клиники, я поняла, какую непростительную ошибку совершила.
Эмир был моей единственной защитой, а я так просто отказалась от неё. Он единственный, кто не просто мог мне помочь, он хотел это сделать.
Он желал этого не меньше меня.
А теперь уже поздно. Я самолично надела на свои ноги кандалы и бросилась в глубокие воды. Сейчас мне ничего не остаётся, кроме как медленно спускаться на дно.
Но я продолжала бежать по каменным лабиринтам узких пустующих улочек, невзирая на то, что мелкая галька, а порой даже стекло глубоко вонзались в мои ступни, поскольку обувь я оставила в кабинете, где меня осматривали.
Я путалась в юбке длинного платья, но не переставала бежать ни на секунду.
Я не оглядывалась, потому что не видела в этом смысла.
Я боялась, что однажды увижу за своей спиной стремительно приближающиеся глаза Эмира. И в этих глазах я буду заживо гореть на костре.
Мне безумно страшно. Страх стал моим допингом. Только он заставляет меня не останавливаться.
За всё то время, что я бегу по лабиринту, мне не попался ни один человек. Всё словно вымерли.
Невольно начинаешь думать, что это просто сон.
Словно я попала в дурацкую сетевую игру, где моим персонажем управляет ничего не смыслящий в этой игре человек.
Мне нужно найти выход, но чем дальше я бегу, тем отчётливей понимаю, что выхода мне не отыскать. Я сама себя загнала в ловушку.
Наконец, после мучительно долгих минут бесцельного бега, в глаза мне бросается вывеска торговой лавки.
Не раздумывая, я влетаю в неё, ощутив на коже контраст прохладного кондиционированного воздуха.
В помещение нет ни единой души, за прилавком так же пусто. Я осматриваюсь, позволяю себе немного отдышаться, укрывшись за стендом с различными украшениями и турецкими платками.
Слышу возню за спиной, оборачиваюсь и сердце моё в пятки уходит.
Перепугавшись, я взвизгиваю и едва ли не заваливаюсь на тот самый стенд, который служил мне укрытием.
Быстро прихожу в себя, поскольку передо мной всего лишь юноша и, скорее всего, он как раз заправляет этой торговой лавкой.
— Телефон? У вас здесь есть телефон? — обращаюсь к нему не своим голосом.
В глотке пересохло, мне хочется смочить его холодной водой, но это подождёт. Главное — спасение, а не жажда.
Юноша сводит брови к переносице, явно не понимая что я от него требую.
— Телефон? — проговариваю по буквам, помогая себе жестами. — Разве это слово не звучит одинаково на всех языках?