Мыслецепочка Сфумато переполнилась ледяными блоками страха и инстинкта самосохранения. Он принялся тормошить древние суда «я»-флота, выгружать снимки нооидов на несомые микрозондами кристаллы памяти, отправил антропоидные и зооидные «я» в смелые массовые исходы к поспешно сооружаемым ускорителям масс.
Критики достигнут Листа через восемьдесят килосекунд, и вскоре за тем колечка Дайсона, бывшего домом Сфумато на протяжении сотни гигасекунд, и всех задержавшихся на нём «я» не станет.
Но это полбеды.
Ещё надо сообщить плохую весть Салаи.
* * *
На вызов Салаи не ответил. Неудивительно: они не общались уже несколько гигасекунд, с конца войны. Мински Салаи был куда меньше мински Сфумато, и Салаи предпочитал бродить по безбрежным просторам Листа сам, населяя стайку зооидов и синтоидов.
Продолжая готовиться к отбытию, Сфумато втиснул побочную мыслецепочку в крохотный мозг своего быстрейшего «я»-судна, дрона на антиматерии, и рванул по дневной стороне Листа искать бывшую любовь, пока не поздно.
О силе тяжести на колечке Дайсона говорить не приходилось, но жизни на нём хватило бы на тысячу планет вроде Земли. Капиллярные океаны ажурно синели на фоне пышного сплетения растущих в невесомости джунглей. Отдельные зелёные побеги едва не дотягивались до тенедисков — световых парусов, плавающих взад-вперёд между Листом и Солнцем. Их делали, чтобы обеспечить смену дня и ночи. Но с тех пор, как Солнце стало нестабильным и из его полюсов конвульсивно забили протуберанцы, вырываемые слетевшими с нарезки солнцедобывающими машинами, биосфера Листа процветала только в тени.
Остальную поверхность устилали пустыни, серо-коричневые шрамы, где вспышки солнечной активности выжгли биосферу вплоть до незыблемого фундамента Листа. Много веков пустыни служили холстом для проектов Сфумато: пустокостные гуманоидные автоматы ростом под километр разыгрывали там незаконченные пьесы; синтетические бактерии, мутирующие в космических лучах, по команде генетических регуляторных контуров вырезали на голом камне одну за другой гигантские буквы романа.
Теперь, когда было ясно, что всё поглотят Критики, Лист виделся Сфумато детской песочницей, полной сломанных игрушек. Он давно хотел наладить биосферу, перепрограммировать теневые диски, починить порванные капилляры, из которых складывался сферический океан. Но теперь поздно.
Далеко под собой, близ огромного пузыря воды, он уловил электромагнитный отпечаток. Вылетая из воды и вновь скрываясь под волнующейся поверхностью, внизу танцевал серебристый косяк земноводных.