Он передал Сфумато мыслеблок, где были сведения о дотошных экспериментах, проведённых над запутанными фотонами, аксиомы, предсказания, результаты.
Вот почему ты убежал, — произнёс Сфумато. — Не хотел завязнуть.
Тенедиск ушёл, и серебро вернулось.
Хочешь забрать меня силой? — спросил Салаи. — У тебя куда больше «я». Теперь я тебя не противник.
Война, десять гигасекунд назад: армии нооидов и дроны, выжигающие деревья Дайсона, вредоносный боевой код, сорвавший с креплений тенедиск, — тот свалился и сформировал морщинистые Ночные горы.
Нет, — сказал Сфумато. — Никаких больше войн. Я просто не понимаю. Ты ненавидишь меня настолько сильно, что предпочтёшь окончательную смерть уходу со мной? Прошу тебя. Пожалуйста.
Салаи послал ещё один мыслеблок — с грустной улыбкой.
Я не могу уйти и остаться собой. Ты появился здесь первым, но для тебя Лист так и не стал домом. Для меня — стал. Теперь он — одно из моих «я». Это единственное, чему ты не мог, не способен был меня научить — как оставаться. Карнавал привлекла твоя музыка, да ведь? Ты сыграл её нарочно? Искал повода сбежать?
Сфумато промолчал.
Всё хорошо, — сказал Салаи. — Я тебя прощаю. А теперь беги.
Его «я» нырнули в океан и исчезли серебристыми пузырьками. Вдалеке всё падали и падали кометы, будто удары больного сердца.
* * *
За десять килосекунд до прибытия Карнавала Сфумато запустил свой «я»-флот и покинул Лист.
Его мыслецепочку несли почти тысяча судов. Среди них — размером с яблоко фон-неймановские самовоспроизводящиеся машины, которые некогда грызли Меркурий и Венеру; древние суда, которые были Сфумато с самого начала, с тех пор, как к нему явились разочарованные беженцы с Великих проектов; гигантский Звездодел, щетинящийся гамма-лазерами; даже магнитоформа, клочок живого солнечного ветра, что когда-то, до создания солнцедобывающей машины, плавала в ядре Солнца.
Разумы зооидных и антропоидных «я», выгруженные в маломаневренные кристаллы памяти, были запущены электромагнитными катапультами на эксцентрическую орбиту. После ухода Карнавала Сфумато их подберёт. Без биологических «я», видя всё лишь через судовые сенсоры, он ощущал себя странно. Холодно, блёкло и ясно, как ум антропоида после многих дней голодания.
В слепящем зареве двигателей «я»-флота Лист удалялся: лоскутное одеяло из теней, охряных пустынь и серебристых капилляров. Сфумато вдруг ощутил облегчение. Это был сломанный мир, набитый сломанными игрушками, нужда в которых отпала. Мир этот целую терасекунду служил ему домом, но пришло время двигаться дальше, начать всё заново.