— Я знаю, — неожиданно выдает Олечка, аккуратно закрывая за собой дверь и запирая её изнутри, — она уехала. Предупредила Игната Александровича, что ей очень нужно уехать из-за какого-то форс-мажора. Еще часа два назад. Я не к ней. Я к тебе, вообще-то.
Уехала? У меня тут форменный прогул? А ведь это он, я заявление об отгуле не подписывал. Она в край оборзела? Трудовая дисциплина — это совсем не про нас?
Какая жалость, что это — недостаточный дисциплинарный косяк, чтобы устроить ей увольнение по статье. А вот свежий выговор в личном деле я ей нарисую.
— Анто-ош, — Ольга останавливается за моей спиной опускает ладони на мои плечи, — ты все еще злишься? За субботу?
За субботу? Я даже моргаю, припоминая, о чем она. Точно. Вечер после корпората, когда Ивановская слишком невовремя открыла свой рот, отбив мне всякое желание продолжать с ней хоть что бы то ни было.
Мне абсолютно похер на это все, а она думает, что я злюсь. Так и хочется спросить — за какого ванильного долбоеба она меня держит.
У меня сейчас другая, бля, проблема. Где шляется Хмельницкая? Где шляется эта дрянь, на которой даже юбка до колена смотрится настолько сексуально, что странно, что у меня мозг не взорвался, как только я её увидел.
А ведь я надеялся, что после вчерашнего, я её больше хотеть не буду. И уж точно не думал, что буду на полном серьезе заводиться при одном только воспоминании о порке.
И я не буду!
— Ну, Антош, — Олечка понимает мое молчание совсем не так — пытается расстегивать мою рубашку, целует в шею.
— Иди работать, — рычу я раздраженно, отрываясь от отчета и разворачиваясь к ней. Терпеть не могу эту её блядскую «инициативность». Никогда до этого не мог, а сегодня и вовсе выбешивает до самой что ни на есть лютости.
— Ты такой напряженный, — мурлычет Ольга, — тебе надо расслабиться, Антош. Давай, я помогу…
И стекает на колени у моего кресла, опускает ладони на мои бедра. Я же на это смотрю, как на шедевр блядского абстракционизма. Кто тут, бля, перестал понимать русский язык и совершенно попутал все возможные понятия? Или что, она думает, если Хмельницкой удалось меня на колени поставить — то и Олечка может мной вертеть, как ей вздумается?
Кажется, недотрах у Игнатовой секретутки в этот раз обострился настолько, что начисто отшиб ей мозги. Муж не возжелал удовлетворять её потребности, явно. Вот только мне-то на это похрен, я ей не вибратор.
И ничего не поменялось в том, что я её не хочу. Пусть она даже шоколадным соусом обольется — аппетитнее для меня не станет.
Я наклоняюсь вперед, сжимая подбородок Ивановской пальцами. Между нашими лицами сантиметров десять. Судя по участившемуся дыханию, Олечка вот-вот кончит от предвкушения, что её наконец-то трахнут. Тем восхитительней будет послать её на дальние поиски другого члена, в замену мужу.