— Ну, и что за херня у вас произошла, Ирина? — мой драгоценный босс сегодня решил побить все рекорды в своей «корректности». Хотя, на то он и генеральный директор, что ему можно вот это все. А я что? А у меня туфли блядские!
С ответом я подтормаживаю. Так прямо и не сформулируешь, чтобы не оказаться главным стукачом в нашем курятнике.
Ивановская явилась в туалет за мной следом и ждала меня у раковин, чтобы начать качать права.
Её, видите ли, не устраивало, что я «к Антону лезу», и не могла бы я отвалить. Приспичило девочке поотстаивать свои права на нашего восхитительного альфа-мудака. Ей ведь невдомек было, что Антону со мной «отвратительно». Ну, а я ей не дед Мороз, радовать правдой-матушкой не стала, сразу послала лесом. Там, говорят, маньяки бегают, может, с ними у Олечки личная жизнь устроится?
Ну, Олечка и не нашла ничего более оригинального, как меня после этого ударить по лицу. Ударила вроде не сильно, но равновесие я потеряла — приложилась скулой об раковину. Именно к этому месту и лез со своим льдом Смальков.
Это потом я встала на ноги, и уже Ивановская оказалась на кафеле — носом в пол и верещащая во весь голос от боли в заломленной руке.
Болевые приемы — мое любимое прям. Хотя с куда большим удовольствием я бы этой дряни пальцы переломала. На тот момент… Сейчас я вроде бы чуть-чуть взяла себя в руки.
Но дура же! Ведь половина нашей конторы видела мою субботнюю разборку с Верещагиным на парковке. И нужно же понимать, что если я могу уложить на капот пьяного мужика, который в полтора раза тяжелей меня — положить на пол тощую, не знающую о способах самообороны ничего идиотку — мне тоже труда не составит.
Неа. Для Ольги эта логическая цепочка оказалась неподъемной.
Народу на визг Ивановской прибежало… Ох!
И да, я могла бы все это рассказать, но… Но как-то противно об этом думать.
— Кафель у вас отвратительно скользкий, Антон Викторович, — отрезаю я, — я поскользнулась и упала на Ивановскую. Кому-то там показалось, что мы деремся.
Ну, а что мне? Жаловаться? Я с этой курицей могу разобраться самостоятельно, тем более что она уже повалялась по полу, в курсе теперь, чем чревато бить меня по лицу.
— Она врет, — взвизгивает из угла Ивановская, — Антон, она на меня накинулась. Из-за тебя-а-а!
И снова захлебывается фальшивыми рыданиями, утыкаясь красным носом в белый бумажный платочек.
Вот же крыса…
Лживая, фальшивая, мерзкая…
У меня даже эпитетов других не подбирается.
Я на нее накинулась! Стояла себе руки мыла, и думала — как бы мне накинуться на Ивановскую, да еще и так, чтобы по лицу от неё отхватить, и об раковину скулой приложиться.