Часа через два запели. Так пели только здесь, мешая украинские и русские слова, громко, но очень мелодично и душевно. Геля сидела, приобняв Ирку, она сама не знала, чего больше ей хотелось… Уехать… Остаться… Там, в Москве, был ее мир, но здесь оставалось детство. И, наверное, настоящая и единственная любовь тоже оставалась здесь… Никто не знает…
***
Кто- то потрогал ее за коленку. Геля наклонилась почти под стол, поймала маленькую чумазую ручонку.
– Тебе чего, Вовка?
Мальчик показал пальчиком на ворота.
За воротами, спрятавшись в длинной предвечерней тени старой березы стояла Чергэн. Укутанная до самых глаз в цветастую, драную шаль, так что не видно было лица, она то ли сгорбилась, то ли стала меньше ростом. У Гели екнуло сердце, но она подошла.
– Чего тебе?
– Уезжаешь, солнечная?
– Да. Утром поезд.
– Навсегда, скажи?
– Не знаю. Может.
– А мне жить как? Сына убили, мужа околдовали? Меня убей теперь, ты ведь можешь, ведьма.
– Зачем ты так? Разве во мне дело, Чергэн? В себе причину ищи, ты его отняла у меня, украла…
– Да. Ворованный конь – он часто порченый. Вот дите твое не Рома моего, только это хорошо. А то бы беда была.
– Дура ты, хоть и цыганка. Иди, вон мужик у тебя живой, здоровый. Будешь так жить и его потеряешь.
– Умер он уже, золотая. Умер.
Чергэн резко отвернулась и быстро пошла по улице, почти побежала. Через секунду ее фигурка растаяла в сумерках угасающего дня.
– Тьфу! Совсем одурела…
Солнечным, уже почти осенним утром, на перроне было даже прохладно, Анна замотала Ирку в свою кофту и стояла с ней в здании вокзала, спрятавшись от ветра. Геля сторожила чемоданы, поезд должен был вот-вот подойти, и она последний раз смотрела с холма вниз, на деревню. Кто-то тронул ее за плечо. В этот момент что-то случилось в мире, и горячая волна окатила Гелю с ног до головы, обожгла кожу и варом окатила щеки. Она медленно обернулась.
Сзади, смущенно улыбаясь, но жадно всматриваясь в ее черты, стоял Володя…
Павелецкий вокзал встретил их пронизывающим ветром и дождем. Пока всё выгружали, считали бесчисленные сумки и сумочки, ведра и бачки с вареньем и соленьями, корзинки с яйцами и другим добром, которым их нагрузили в деревне, Геля промерзла до костей. Анна тоже стучала зубами, она прижалась спиной к колонне и держала спящую Ирку, до ушей закутанную в теплое Володино пальто. Володя бегал уже минут двадцать в поисках носильщика, а потом еще надо было бы поймать такси. Но, наконец, все это закончилось, и в комнате, уложив Ирку, они долго, молча сидели за столом, просто глядя друг другу в глаза. Потом, очнувшись от многозначительного покашливания Анны, встали и вышли на кухню.