– Знаете что! – Геля снова вытянула сигарету из пачки, зло затянулась. – Что вы меня все уговариваете? Золото, знаю! Ценю. А вот как быть с ним – сама решать буду. Кого любить, кого нет. Моё дело это, ясно? Моё!
– Не груби, детка. Решай сама, кто же тебе мешает. Не ошибись, только. Поправить трудно ошибки такие, они не поправляются, поверь. Никогда.
Резко затушив окурок, Геля встала и пошла к своему крыльцу.
– Все почему-то решили, что меня надо учить жить… И вот все стараются. Не выйдет, я сама… все знаю…
***
В комнате было темно из-за задернутых плотных занавесок. Тишину нарушали ходики и два мерно сопящих носа – Вовкин и Иркин.
Споткнувшись о здоровенный чемоданище, раззявленный посреди комнаты, Геля чертыхнулась, распахнула окна и весело пропела – «Подъёёёёооом».
Вовка одним сильным, пружинистым движением вскочил, притянул Гелю к себе, чмокнул в нос.
– Тсссс. Пусть Иришка тихонько сама проснется, не пугай. Поезд только в два, спешить некуда.
Он достал из кармана пиджака новенькое свидетельство о рождении, открыл, погладил пальцем дочуркино отчество.
– Красиво получилось, глянь… Ирина Владимировна. Звучит, а? – Он мельком глянул на Гелю, и ей показалось, что его глаза предательски блеснули, – Спрячь.
***
– Слушай, да она у тебя колобок просто, как солнышко. Пухленькая, ангелочек прям. Галь, чудо какое. И беленькая, не то что ты. Как у вас вышла-то такая?
Геля с сестрой Галиной расположились под яблоней, в аккуратном садике, который обихаживала, превратив в маленький рай, Галина мать, родная сестра Анны – тетка Гели. Она жила напротив, на улице у реки, прямо через бабкин огород, пробежишь – сразу ее сад. Сестры расстелили покрывало, лениво валялись в тенечке, маясь от обжигающей полуденной жары. Крошечная дочка Гали ползала прямо по траве, не обращая внимания на колючие сухие травинки, щекочущие толстые ножки в складочках. Ирка бегала где-то в розарии, от которого наносило изредка томные розовые волны.
– Господи, вот где рай, так бы и лежала век, – Галя очередной раз притянула за пухлую попку дочку, но та снова уползла.
– Не, ну барыни! Разлеглись, телеса выложили.
Тетка, моложавая, крепко сбитая, черненькая кудрявая казачка выскочила откуда-то из смородиновых кустов, с миской пирожков, маленьких, румяных, пышнокожих, какие умела делать только она. Плюхнулась на одеяло, протянула миску.
– Тут с мясом – круглые, треугольные – с картохой, длинные – с яйцом и луком. А те, с пупырем, с повидлой. Лопайте, девки, пока они горячие.
Вам с собой, четыре протвинЯ напекла.
Геля загребла сразу три пирожка, аромат от них шел такой, что, наверное, полдеревни захлебнулось слюнями.