Оказавшись в коридоре, растерялась. Сначала в одну сторону метнулась, затем в другую, не видя каких-то ориентиров. На табурет, у её палаты стоящий покосилась, и голову склонила, отмечая заинтересованные взгляды снующих рядом людей – персонала и других пациентов.
– Извините, вы не подскажете, где тут выход? – К молоденькому врачу в хирургической шапочке обратилась и последовала за ним, когда тот предложил к выходу проводить.
Сжала ручки сумки крепче, от дневного света в широких уличных дверях щурясь, чуть притормозила, справляясь с нахлынувшим волнением, ведь знала прекрасно, что, сделав этот шаг, не сможет вернуться в привычную для себя жизнь, что там, за этой дверью, ожидают новые испытания. Сложные. Возможно, с первого взгляда они даже покажутся неразрешимыми. Резко выдохнув, голову повыше задрала, мысленно приготовившись к очередному непростому этапу, к водовороту событий а, на улице оказавшись, вконец растерялась, как отца увидела. И пальцы разжались, выпуская сумку на пол. От пальцев невероятная слабость, усталость, разлилась по всему телу. Страх, который до этого где-то глубоко внутри себя удерживала, наружу выпустила и слёзы облегчения, радости, не смогла остановить, когда родного человека рядом почувствовала. Того, кто не предаст. И это детское чувство абсолютной защищённости… его нельзя с чем-то сравнить, его можно только прочувствовать! Вжималась в отца, со слезами всё горе из себя выгоняя, выла в голос, заикалась, пытаясь что-то выговорить, и поддавалась, когда высокий плечистый мужчина с генеральскими погонами по голове гладил, словно маленькую девочку, разбившую коленку, гладил и приговаривал, что всё хорошо будет. А Аня слушала и верила размеренному голосу, уверенному шёпоту, и мысленно его же слова повторяла, пытаясь поймать практически прозрачную нить контроля.
– Папа, папочка! – Прятала нос в угол между мужским плечом и шеей. – Прости меня, прости. Я не хотела звонить, не хотела, у меня просто выхода не было. Мне было так страшно, и я совсем одна. Пап… – Бубнила не переставая, пытаясь со слезами справиться. – Пап, Паши нет больше и Кирилла… Я не знаю, что делать.
– Всё решаемо. – Прогремел его основательный баритон и от души отлегло.
Отец сжал Анино лицо обеими ладонями, в высоту задирая, так, чтобы только глаза его видела и ещё тише, ещё увесистее повторил:
– Всё решаемо. – Медленно руки разжал, на шаг назад отступил и улыбнулся. Потому что и у него тоже отлегло, его тоже отпустило. Дышать толком не мог, зная, что с Анечкой плохо. Не спал и не ел, а проблему решил. Всегда так делал, потому что никого дороже больше нет.