Вскоре на мне ничего не осталось, кроме шёлкового шарфика.
А мрак в глазах ненавистного мужа сменился адским пламенем – казалось, там, где его взгляд проходился по моей коже, оставались ожоги.
Кирилл ухмыльнулся – коварно и плотоядно:
– Какой чудесный подарочек с нарядным бантиком, – и потянул шарф за концы.
Я замерла, даже перестав плакать. Таким необычным было новое ощущение – прохладная ткань скользила по разгорячённому телу. Словно змейка ползла по плечам, задевала грудь, скользила на живот…
Нарочито медленно.
Заставляя почти не дышать.
И…невероятно соблазнительно, очень волнующе, будражаще…
Затем Кирилл вновь наклонился и поцеловал меня. Но уже по-другому – чувственно, призывно, увлекая к черте удовольствия.
Я вскинула руки, чтобы запустить пальцы в его волосы, но он перехватил мои запястья.
– Нет уж, – сказал строго, – сегодня мой день рождения. И я решаю, как мне играть с моим подарком.
В этот раз он бережно опустил меня на подушки. Затем провел языком от локтя до ладони сначала одной руки, потом другой.
К тому времени я уже перестала биться, дёргаться, сопротивляться. Сладкая истома окутала меня. А прикосновения языка к чувствительной коже посылали в кровь огненные импульсы.
Прохладная ткань скользнула по запястьям, соединяя их и поднимая вверх – концы шарфа Кирилл обмотал вокруг столбиков в изголовье кровати.
Теперь я была полностью в его власти – связанная, обнажённая, беспомощная.
Он мог делать со мной всё, что угодно, – именно это обещание и читалось в его грозовых глазах. Оно одновременно пугало и будоражило. Полюбовавшись на меня немного, Кирилл потянулся к тумбочке и взял какой-то предмет.
То был бокал виски, в котором купались кубики льда.
Кирилл выловил один из них, а бокал вернул на тумбочку.
Затем наклонился ко мне и каким-то маньяческим тоном прошептал на ухо:
– Некоторые сладости лучше употреблять охлаждёнными.
А потом лёд коснулся моей шеи и пополз вниз…
За ним следовали горячие губы.
От яркого контраста меня буквально потряхивало, дыханье сбивалось, я жалобно хныкала…
– Пожалуйста… пожалуйста… – бормотала я, выпрашивая сама не зная чего…
– Нет! – отрезал Кирилл. – Никакой пощады! Сегодня я решаю, что и когда тебе можно, а что – нельзя.
А кубик льда тем временем скользил всё ниже – прошёлся по ключицам, описал ареолы сосков, задел сами соски, из-за чего они тут же затвердели.
Я издавала нечленораздельные звуки, елозила, натягивала путы.
Яркие, острые, невероятные ощущения сводили с ума.
Кубик нырнул в пупок, из-за чего я всхлипнула особенно громко.
И…
Между ног у меня уже пылало. Когда лёд коснулся там – с моих губ сорвался вскрик.