— Бернар, — простонала, все же первой делая шаг к нему и обвивая руками его шею. — Не знаю, что происходит и знать не хочу. Но я хочу… Я…
Запнувшись, закусила губу. А что я?
Действительно. Что? Что я хотела сказать?
А, не важно. Или важно?
Мысли, словно испуганные птички, вспорхнули и разлетелись. Да так, что не собрать. И славно. Думать мне сейчас ни к чему.
Бернар прижал меня к своему монолитному, твердому телу, делая наши объятия плотнее, и тяжело выдохнул, обдавая щеку горячим дыханием:
— Посмотри на меня, Лена.
Медленно подняв голову, осоловело окунулась в порочную, трудно сдерживаемую черноту. Этот мужчина прямо сейчас хотел меня не меньше. Я осознавала это всем своим существом. Как и где-то там понимала: то, что сейчас происходит, за гранью моей реальности. Я никогда себя так не вела. Мне никогда так сильно не хотелось мужчины. Как прямо сейчас его.
И мне было плевать на мною же и установленные запреты.
— Черт, — выругался он, отведя взгляд и отступая на шаг.
И не успела я обидеться, удивиться или охнуть на его такую непонятную и неправильную реакцию, как он подхватил меня на руки и в один миг уложил на кровать. Приятная прохлада охладила кожу, отрезвляя разум. Но не настолько, чтобы отказаться сейчас от него.
«Этот самец мой! — стучало в сознании. — Наш!»
— Лена, Лена, — бормотал какую-то глупость он, маяча передо мной в одних низко посажанных серых домашних штанах. — Как не вовремя тебя накрыло парностью. Не так я хотелось наш первый раз. Не так. Но с другой стороны, почему я должен сдерживаться? Она — моя. Да. Точно, незачем.
Краем уха слушая его бормотание, мысленно соглашаясь с последними словами, подобралась к краю кровати, улеглась на живот. Гипнотизируя самца взглядом и едва не виляя фантомным хвостиком. Но задом уж точно подвиливала.
О, этот прекрасный вид на подтянутый рельефный живот. Перевитые канатами вен мощные руки, и веревочки штанов так игриво болтаются, так и хочется их прикусить и стянуть.
Мурлыкнув, игриво прищурилась.
Перекатившись на спину и задрав голову, уже предвкушала, как прыгну на него и стяну манящие, коварные веревочки. Чтобы увидеть нечто более вкусное. Гладкое и теплое. Упругое и все мое.
Мое!
В голове снова что-то не больно, но неприятно щелкнуло, заставляя меня приглушенно мяукнуть. В груди потяжелело. И сознание словно раздвоилось.
Одна половина была игривой маленькой кошечкой, готовой напасть и заклеймить своего самца, чтобы любая самка знала, что этот самец занят! Мной! А вторая отрешенно наблюдала, иногда недоуменно хмурясь и недовольно прищуриваясь от непонимания и дикости происходящего.