Скоро костюм был готов. К счастью, он оказался Рите как раз по росту.
— В плечах очень широк, — сказала она, рассматривая свое отражение в зеркале.
— Ваты подложим, — ответила Сесария. — Будет из тебя нормальный широкоплечий парень, а не задохлик какой-нибудь.
После этого Сесария взяла большие портняжные ножницы и безжалостно срезала девушке ее светлые кудри, а потом сожгла их в плите.
— От греха подальше, — объяснила она. — Вдруг увидит кто.
Затем она вымыла Рите голову и покрасила волосы в черный цвет. Девушка надела костюм, подложила под плечи вату, и скоро в квартире Сесария вместо белокурой девушки появился тоненький паренек с черными коротко остриженными волосами и карими глазами. Он с удивлением и грустью смотрел на себя в большое зеркало, стоявшее в прихожей.
— Видела бы меня мама, — с тоской сказал паренек.
— Видела бы она тебя с этим Гонсалесом, будь он неладен! — в сердцах плюнула на пол Сесария. — А это что — костюм, да и только.
— По-моему, все отлично, — говорил Чус. — Никогда бы не догадался, что это девчонка.
— Лицо больно белое, — с сомнением покачала головой Санча. — У мальчишек таких не бывает, они же на улице целыми днями.
—Да, ты права, — согласилась Сесария. — Чем бы тебя таким намазать... — она задумчиво рассматривала хорошенькое личико Риты. — Может быть, кожурой грецкого ореха? Да, пожалуй, будет держаться.
— А потом отмоется? — спросила Рита.
— Отмоется! Было бы чего отмывать, не о том беспокоишься! — рявкнула Сесария.
И вот через пару дней на автобусной станции в Куэрнаваке появилась грузная старуха в сопровождении тоненького, хотя и плечистого мальчика. Он без особого труда нес большой тяжелый чемодан. Никто не обращал на них ни малейшего внимания, мало ли куда собрались бабушка с внуком.
Пока старуха брала билет, паренек скромно стоял в сторонке, рассматривая объявления на стенах. Скоро подошел автобус на Мехико, и вместе с другими пассажирами бабушка с внуком сели в него.
Постоянно дежурившие на автовокзале люди Джона Адамса только безразлично скользнули по ним глазами и тут же забыли об их существовании. Ведь им было велено искать не старуху и подростка, а молодую интересную блондинку.
Когда человеку за восемьдесят, его, как правило, утомляют детские крики, шум молодежи, сутолока и спешка, вечная нехватка времени у взрослых людей. Но на самом деле хуже всего полная тишина, безлюдье, ничем непрерываемое спокойствие.
Так думала старая Томаса, тяжело спускаясь по лестнице большого дома Линаресов. Здесь имелся лифт, сделанный еще в те времена, когда Рохелио был прикован к инвалидной коляске и не мог иначе подниматься к себе в комнату. Но Томаса твердо решила: пока нога еще носят ее, она будет ходить сама. Ведь стоит только дать себе послабление, решить, что сегодня тебе трудно нагибаться, ходить по саду, самой сварить себе кофе, и эти действия станут для тебя просто невозможными завтра и ты быстро и неизбежно превратишься в полную развалину.