«Как Кандида, — подумала Томаса. — А ведь она куда моложе меня, лет на пятнадцать, по крайней мере. Что с ней будет в восемьдесят?»
Действительно, Кандида сдавала буквально на глазах. После того как лучшие психиатры Мексики сняли у нее психоз, начавшийся в те дни, когда девочек захватили бандиты, она стала внешне почти такой же, как и прежде. Почти, но не совсем. Кандида перестала говорить о своем ребеночке, но она как будто потеряла всякий интерес к жизни, если не считать самых простых вещей — утоления голода, жажды, желания поспать и посмотреть телевизор.
Томаса не видела Кандиду в те годы, когда они с Розой жили в Гвадалахаре, но по рассказам Дульсе и Рикардо могла отчетливо представить себе, какой та была тогда. Кандида растила племянницу, она была при деле, у нее наконец-то появился ребенок, пусть не собственный, а всего лишь племянница, оставшаяся сиротой, все же тогда она переживала подъем. Но вот оказалось, что мать Дульсе жива, вместе с Розой появилась и Томаса, а Кандиду быстро оттеснили на вторые, даже на третьи роли. Из хозяйки дома она превратилась почти в приживалку, старую глупую тетушку, мнение которой не имело никакого веса.
И у неудовлетворенной жизнью Кандиды, которая так и не сумела создать собственной семьи, стала снова развиваться душевная болезнь. «Навязчивый бред» — так охарактеризовал ее состояние врач, наблюдавший Кандиду многие годы. «Мы ведь не способны вылечить ее, мы можем только загнать ее болезнь глубоко внутрь. Но рано или поздно все может начаться снова. Главное — никаких переживаний».
Новое обострение ее душевной болезни случилось, когда похитили девочек. Сначала все удивлялись, что Кандида, которая всегда так пеклась о племянницах, и особенно о Дульсе, не высказывала никакого беспокойства о их судьбе. Впрочем, в те дни и Розе, и Рикардо было не до странностей Кандиды. Но когда девочек спасли и жизнь снова вошла в свою колею, они заметили зловещий признак — тетя Кандида снова принялась вязать детские вещи.
На вопрос, для чего она это делает, Кандида заученно отвечала, что собирается отнести их в приют, но это могла бить лишь попытка обмануть их, что бывает у душевнобольных. Рикардо вызвал лучших врачей, Кандиду ненадолго даже поместили в клинику, и она вышла оттуда уже без своего устойчивого бреда о собственной беременности. Но она стала совсем другой — не было уже в доме хлопотливой, рассеянно и немного взбалмошной тетушки. Кандида была спокойной, даже флегматичной, слабо реагирующей на происходящее.
Она, разумеется, очень плакала, когда погиб Рикардо, но скоро как будто забыла о нем. Она часами сидела перед телевизором или просто у себя в .комнате, редко спускалась даже в сад, не говоря уже о том, чтобы выходить на улицу,