Видимо, братья растерялись и забыли об этом. А может быть, просто потеряли его из виду или не сумели справиться с течением. Только получилось так, что никто не пришел ему на помощь.
— Спаси и сохрани!
Этот зов был произнесен им мысленно, совершенно автоматически, по привычке, воспринятой с детства.
И тут же другой голос — такой ласковый, исполненный благодати я спокойствия, отозвался:
— Не бойся, малыш! Ты спасен!
Ему почудилось, будто чьи-то сильные теплые руки подхватили его я прижали к груди. В этой груди билось чье-то сердце.
И оно передавало ему свою силу жизни, свою высшую волю.
Малыш почувствовал, что ледяной холод сменился животворным теплом.
Он очнулся на берегу. Его согревало солнце.
Братья с криками о помощи поочередно ныряли в воду — они его искали и были уже уверены, что Паблито уже утонул.
А его волной выбросило на берег.
Это было, конечно, чудо.
Молитва помогла!
А разве не чудом было то, что они втроем — Мигель Саитасилья, Жан-Пьер и он, Пабло, успели спасти Лус и Дульсе, похищенных бандитами?
Ведь они подоспели к разбойничьему логову как раз в тот миг, когда на девушек уже было направлено дуло пистолета и злодей Кике готов был вот-вот нажать на курок!
Настоящее чудо!
А не потому ли оно свершилось, что Пабло всю дорогу истово шептал:
— Господи, сделай так, чтобы с девушками ничего не случилось!
Молитва вновь была услышана.
А теперь? Почему он не молится теперь?
Почему ты сейчас надеешься лишь на себя, Пабло Кастанеда? Почему ты не обратишься к высшей помощи?
Или ты возомнил себя всемогущим, дорогой сеньор Кастанеда? Не гордыня ли это, не грех ли?
А всякий грех наказуем. Вот и тебя судьба бьет за то, что ты позабыл о самом главном. Ты даешь волю своему унынию, своему раздражению. Ты докатился до того, что сам себя жалеешь!
Почему-то перед Пабло всплыло лицо старенького падре Игнасио, который кротко и терпеливо повторял:
— Покайся, раб Божий! Покайся и молись!
Пабло Кастанеда открыл глаза в оглядел ординаторскую.
Все кругом было белым и стерильным.
Разумеется, здесь не было ни статуи Девы Марии ни изображений Христа и святых.
Он интуитивно сунул руку за ворот рубашки и нащупал на груди маленький золотой крестик, с которым не расставался с самого детства.
Распятие, казалось, излучало тепло.
— Патер ностер! — повинуясь неожиданному порыву прошептал Пабло латинские слова молитвы. — Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе.
Пабло вздохнул и перекрестился. Словно огромная тяжесть свалилась с его плеч. Точно кто-то невидимый ответил ему: