— Кимико! Уберись в комнате для господина, негодная!
— Позаботьтесь о моей лошади. Она под навесом у входа.
— Йори! Шевелись, бездельник, лошадь ждёт!
— Отдельную каморку для моего слуги. Часть еды отнесите туда же.
— У нас есть комната для слуг. Большая, тёплая!
— Моему слуге нужна отдельная каморка. Подойдёт любая, лишь бы там было сухо. Желательно, чтобы в это помещение можно было зайти с черного входа, не привлекая внимания.
— Женщина, господин? — хозяин подмигнул мне. — У меня есть такая каморка. Специально для слуг особого рода занятий. Старый Широ всё понимает…
— Каонай. На службе у Карпа-и-Дракона.
Хозяин прикусил язык. Хотел что-то сказать, но передумал. Просто кивнул. Наверное, увидел мое лицо. Я бы сам такое увидел — сбежал бы через пролив пешком.
Ну, хоть этого не придётся уламывать. Уже польза.
Рано я обрадовался.
— Ты что себе позволяешь, тупая деревенщина?!
Бранясь, в двери ввалилась компания молодых самураев — все в плащах из плотной ткани, спасающих от непогоды, и лакированных шляпах. Облака пара превращали гостей в демонов, вырвавшихся из преисподней. Красные от гнева лица усиливали впечатление.
— В твоей харчевне лишайных собак кормить!
— И те побрезгуют!
На меня самураи внимания не обратили.
— Простите ничтожного! — хозяин бил поклон за поклоном. — Тысяча извинений! Две тысячи! Три!
— Болван!
— Нет, он извиняется!
— В чём моя вина, благородные господа? Только скажите и, клянусь, всё будет исправлено!
— Он спрашивает? Нет, он ещё и спрашивает?!
— У тебя под дверью мерзкий каонай!
— От него смердит!
— Воняет гнилой кармой!
Мигеру, как я понял, успел удрать, едва завидев буянов. Теперь они вымещали зло на хозяине.
— Примите мои извинения, господа.
Они не сразу расслышали, пришлось повторить. Замолчали, начали оборачиваться. Я дождался, пока все повернутся ко мне.
— Каонай, оскорбивший вас своим присутствием, мой слуга. Я дознаватель службы Карпа-и-Дракона, каонай мне положен по должности.
Сбросив мокрый плащ, я открыл взглядам герб на своём кимоно. К сожалению, я не сразу сообразил, что выставляю напоказ и свои плети. Такой жест легко можно было счесть вызовом. По лицам самураев ясно читалось: сочли, и очень даже сочли.
Я попытался исправить ситуацию:
— Ещё раз прошу простить меня. Если вид или запах моего слуги оскорбили ваши чувства, я готов…
Их не заинтересовало, на что я готов в данном случае.
— Каков слуга, таков и господин, — изрёк предводитель. — Я Кисомара Сякаэмон, и я повторяю во всеуслышанье: каков слуга, таков и господин!
Он тоже сбросил плащ. Плети у него были хорошие, дорогие. Не чета моим.