А потом он исчез. Несколько месяцев ни слуху ни духу. Телефон его не отвечал, пацаны отмалчивались и прятали глаза. Я так и не узнала, где он пропадал.
Вера Ефимовна сдала за эти годы — медленно умирала. Пить больше не пила — в какой-то момент болезнь победила пагубную привычку, но источила и подорвала остатки её жизненных сил.
— Я рада, что Лёня не видит меня такой, — твердила она последний месяц до смерти. Лёня и не мог её видеть — не отвечал на мои звонки, но с кем-то держал связь, потому что деньги на лечение приходили исправно.
А когда она умерла, он приехал. Похудевший, чёрный от горя.
— Я вернулся, Эль, — сказал он, когда я молча сжала ему руку, сочувствуя его утрате. — Вернулся навсегда.
Мне тогда было пятнадцать.
Лео
Настоящее время
— Как же так, Лёня? Ну ты как ребёнок! — восклицала Ира и бегала вокруг него, усиленно изображая заботу. А может, и не изображала. Лео как-то было плевать.
Он вообще пожалел, что и позвонил, и приехал. Лео вдруг понял: тело требовало взять эту женщину, открыть клапан, спустить пар, получить разрядку и удовлетвориться. Мозг хотел совершенно другого: вернуться домой и окунуться в тишину, где тихо дышит уже взрослая Эль, к которой он испытывал противоречивые чувства.
Ира что-то прикладывала ему к лицу. Лёд, кажется, кровь вытирала с разбитой губы. И вообще была очень милая и домашняя в коротеньком халатике на голое тело.
Подготовилась. Он это знал. Решила охмурить и соблазнить, раз он появился, подвернулся под руку. От Иры сладко пахло духами — в какой-то момент даже голову повело и руки сами инстинктивно сжали податливое тело в объятьях. На миг.
— Кофе свари, — попросил, делая шаг назад, и прошёл в кухню. Сел на стул, откинулся на спинку. У неё здесь хромированное «чудо» современной пошлости. Ему не нравился металл. Он предпочитал устаревшее дерево. Это напоминало ему дом, эпоху старины, мать. И Лео ничего не мог с собой поделать.
Ира улыбалась ему, источала ядовитый флер, окутывая с ног до головы своим присутствием. Вот же: она у плиты, по шкафчикам шарит, приподнявшись на цыпочки, зёрна в кофемолке мелет, а у Лео впечатление, что спутала собой, как смирительной рубашкой. Пошевелиться невозможно.
Он словно заледенел или занемел, как губа, смазанная обезболивающей мазью. Не мог понять, зачем он здесь, для чего…
Пил кофе и не чувствовал вкуса. А Ира, наверное, старалась, делала, как он любит…
Потом она лезла ему в штаны, стоя на коленях. И Лео почти поддался, даже глаза закрыл, а потом ему хватило духу отстранить её. Тело бунтовало, мозг отключался, но всё же он победил в этой неровной схватке.