Тут пришел черед заинтересоваться Тосе.
— Хозяйка Медной горы? — переспросила она. — Кто это?
— Люди сказывают, голубушка, а один писатель и книжку про это сочинил, что годков сто с лишним тому назад жил на Урале мастер Данила. Резчиком он был по камню. Хорошим был мастером. Выходили из-под его рук замечательные вещи. И вот однажды захотелось ему вырезать из камня вазу в виде цветка. Но никак у него не получалось того, что он хотел. И пошел Данила на гору, чтобы выбрать там камень для вазы по своей душе. Там-то и встретился с Хозяйкой Медной горы, которая владела всем добром, что в огромной горе.спрятано. Приглянулся Данила-мастер Хозяйке. Она ему и предложила: иди, мол, ко мне в мастера. Будет у тебя тогда и камень подходящий, и мастерству здесь подучишься. Очень хотелось Даниле сделать эту проклятую вазу, он и согласился. Отправился, значит, с вольной волюшки в эту каменную тюрьму. А на воле-то у него невеста была. Очень его любила. Все родные как есть думали, что погиб Данила. Одна она не верила. И пошла она как-то в гору, разыскала Хозяйку и говорит ей: отдавай, мол, такая-сякая, моего Данилу! А Хозяйка умной женщиной была. Отвечает она Даниловой зазнобе: давай у самого Данилы спросим. Думала ее медная голова, что Данила ее камней бросить не сможет. А сердечко-то у мастера живое было, не каменное. Увидел он свою Катерину, и не стало ему надобно ни вазы красивой, ни малахиту зеленого. Все бросил, пошел вслед за девушкой на чистый воздух, к ромашкам незатейливым...
Задумалась Тоса. Очнувшись, проговорила:
— Вы, земляне, — непонятные существа. Бросил работу, потерял в мастерстве, соблазнился на ромашки. У нас так не бывает.
— Эх, Тосенька, — сказала Евдокия Петровна. — Вот умные вы вроде бы люди, а совсем еще глупые. Может, в этой ромашке-то и есть самое настоящее счастье. Ради чего вы огород городите, от звезды к звезде мечетесь? Неужто не ради счастья одного человека, пусть даже самого маленького? А может, оно, это счастье, не в кораблях ваших да могуществе, а в спокойном сердце да обычной любви!
— Не знаю, не знаю, Евдокия, — наморщила лоб Тоса. — ('мутила ты меня своей философией. Не могу я ее понять до конца, до самой ее глубины.
— .А чего тут, Тосенька, понимать-то? Вот, скажем, предложили тебе: выбирай, мол, между дочерью и твоим научным трудом. Что бы ты на это сказала? Неужто навсегда выкинула бы из сердца Тую?!
— Нет! — горячо воскликнула Тоса и закрыла пылающее лицо руками.
— То-то, милая! — наставительно произнесла Евдокия. — Теперь, может быть, поймешь ты и Данилу-мастера, и простую ромашку под солнышком.