Ласарин, получивший удар копьем по голове, в результате которого треснула лобная кость, лежал без сознания. Асарау сказал, что помочь ему не может: опохве не действует на людей, находящихся в таком глубоком забытье. Нужно, как объяснил он, «встречное движение».
Не торопясь пообедали и стали собираться в дорогу.
По счастью, из лошадей пострадали только три, причём все — от своего же огня: одна пала сразу, двух пришлось прирезать. Дорант велел настрогать конины, чтобы не пропала. Вялить её было некогда — просто отварили в котлах и присыпали солью. Запас еды не бывает лишним. По крайней мере, несколько дней можно будет не трогать то, что брали с собой.
Для тяжёлых и тех раненых, кто не мог идти, соорудили пять носилок, подцепив каждые к двум лошадям. Остальных оседлали-навьючили, проверили, не забыто ли что, нужное собрали, ненужное прикопали...
Во время всей этой суеты Дорант поглядывал на примеса Йорре. Тот слонялся по лагерю, не зная, чем заняться, и был этим, очевидно, недоволен: чувствовал себя бесполезным. Если б на его месте случился ровесник попроще, даже и из дворян, его бы быстро пристроили к делу: подай-принеси-подтяни-закрепи… Но имперского примеса, естественно, припахать постеснялись. Прятали глаза, когда он оказывался рядом, но с любопытством разглядывали в спину: ещё не привыкли. Доранту понравилось, что парень внимательно смотрит, кто, как и что делает: была надежда, что он учится.
Наследнику выделили лошадь, и он принялся сам её седлать, причём было видно, что парень к этому приучен и делать умеет хорошо. Так же привычно обращался он и с оружием. Ну, что удивительного, это умеет любой дворянин в его возрасте. Было странно, что примес не умел самостоятельно одеваться. Видимо, придворный этикет требовал, чтобы его одевали слуги.
Наконец, они покинули поляну. Было уже сильно после полудня. В пути примес молчал и о чём-то думал. Дорант от скуки попросил Асарау подучить его ещё альвийским словам. Каваллиер, кстати, не уставал удивляться тому, как искалеченный воин умело и легко едет верхом — а более всего, тому, как он забирается на лошадь. Все-таки гаррани — удивительные люди, — думал Дорант, гордясь тем, что не чужой этому народу.
До темноты сумели пройти вёрст[1] десять, по ощущениям Доранта. Встали на ночь. Дорант расставил дежурных. Поужинали и снова воспользовались амулетом Красного Зарьяла.
Каваллиер распределил дежурства до утра и завалился спать.
4
Перед рассветом его разбудили сторожить; он посетил кусты, наскоро ополоснул лицо и руки из фляги, прихватил кусок хлеба со вчерашней варёной и присоленной кониной и уселся спиной к тлеющему костру, оглядывая постепенно светлеющий вокруг него лес. Он не столько смотрел, сколько слушал. Лес был незнакомый, но во всяком лесу есть звуки привычные, естественные, а есть ненормальные, тревожащие. Звуки или, наоборот, внезапная тишина. Сейчас всё было по всем признакам спокойно.