Первый Зверь (Синякова) - страница 86

Я обернулась, глядя теперь вперед, чуть хмурясь и понимая, что мои брови ползут вверх, а где-то внутри йокнуло так сильно, что я задохнулась.

Здесь были волки.

Они сидели смиренно и прилежно каким-то замысловатым строем в несколько рядов полукругом, глядя на нас своими невероятно осмысленными умными глазами.

Но не это поразило меня до глубины души.

Среди этих прекрасных сильных хищников, которые не жалели себя там в деревне, чтобы помочь мне, я увидела белого волка.

Мощного, прекрасного, грациозного и…того самого.

— …это он? — выдохнула я с дрожью, всматриваясь в морду зверя и понимая, что ошибки быть не могло еще до того, как Зверь утвердительно кивнул головой, говоря приглушенно и даже с какой-то нежностью, когда склонился ко мне ближе так, что я ощутила его горячее терпкое дыхание на своем лице:

— Вожак стаи. Ты спасла его, Рада. И он пришел к тебе, чтобы сказать, что теперь обязан своей жизнью.

Слезы потекли из глаз, и я тихо всхлипнула, возвращаясь в тот жуткий день, когда лишилась всего и бежала от преследователя, но остановилась, чтобы спасти умирающего хищника.

— Я думала, ты убил его.

Зверь только покачал головой:

— Моя кровь способна вылечить. Я только немного помог тебе, когда заставил волка выпить ее.

Он сел прямо в снег, упираясь в него коленями, но держа меня по-прежнему у груди, а я разрыдалась.

Смотрела на белоснежного волка сквозь мокрые ресницы и рыдала, думая о том, что в тот день мне казалось, что я похоронила свою душу вместе с этим зверем.

И вот моя душа воскресла и пришла ко мне сильнее, чем была.

Прекрасная, белоснежная, смелая.

7 Глава

Я продолжала рыдать, даже когда Зверь внес меня в дом и осторожно положил на уже знакомую лежанку. Словно что-то лопнуло внутри меня, позволив выплеснуть всю ту боль, страх и ненависть, которые скопились внутри, переполняя меня. Я была словно сосуд, в котором больше не осталось места.

Зверь не мешал. Просто сидел молча на полу рядом со мной, не пытаясь заговорить.

Он не уходил и не страшился женских слез, что так часто заставляют мужчин постыдно бежать.

Лишь когда слезы высохли, и я отвернулась, глядя в темную стену, Зверь осторожно положил свою большую руку на мою голову, приглаживая грязные спутанные волосы, от которых пахло гарью, и тихо проговорил:

— Вот так лучше. Нельзя носить в себе боль, иначе рано или поздно она сломает.

Странно было ощущать то, как он касался меня сейчас. Осторожно. Наверное, даже с той нежностью, о которой вероятней всего он не подозревал сам.

Еще более странным было то, что я не пыталась оттолкнуть его руку, чувствуя жар его кожи и аромат огромного тела.