— Лера, — процедил Герман, требовательно глядя мне прямо в глаза. — Что ты имела в виду?
Склонив голову, я спрятала взгляд.
— Папа… не вел себя раньше таким образом. Он не позволял себе подобных вещей, когда мама была жива.
— Каких вещей? — от обжигающе исступленного голоса брюнета у меня по коже побежали мурашки.
Но я не боялась Германа.
Я боялась показать ему своих демонов.
— Это не то, что ты думаешь, — сглотнула я.
— Ты понятия не имеешь, о чем я думаю, — прошипел мужчина.
— Папа бил меня, вот и все, — ну вот. Я сказала. Сказала это. — Он никогда… никогда не насиловал меня в сексуальном плане. Но раньше… раньше мне приходилось… — я крепко зажмурилась, невольно окунаясь в те страшные времена постоянно стресса и побоев. — Мне приходилось скрывать синяки на теле, чтобы люди в школе не видели их.
— «И это все»? Так ты это называешь? — съязвил Герман.
Я нервно пожала плечами.
— Могло быть и хуже, я думаю. В любом случае, все кончено. Это осталось в прошлом.
— Бл*ть! — прорычал он и с тяжелым вздохом ударил кулаком по столешнице.
Я подпрыгнула от неожиданности.
— Герман Давидович…
— Я не знал, Лера. Ты должна была рассказать мне, — прогремел, вцепившись пальцами в волосы.
— И что бы я сказала? Здравствуйте, приятно познакомиться, меня зовут Лера и на протяжении многих лет меня избавил родной отец? Вы так себе представляли нашу первую встречу? — постепенно повышая тон голоса, я поднялась со стула. Жар охватил мое лицо.
По-видимому, Ермолов считал, что я должна была внести в резюме всю историю своей жизни, написанную в мельчайших деталях и конкретизированную по его вкусу.
— Ты позволила мне... отшлепать тебя, — он сглотнул, произнося это слово так, словно оно содержало в себе совершенно новый грязный смысл.
— Герман, — выдохнула я, мотая головой.
— Я бы не стал... я просто ... я не знал, — продолжил, выглядя таким несчастным и уязвимым.
— Все в порядке, — сказала я и медленно направилась к нему.
— Нет. Это не нормально, Лера, — с укором произнес Герман.
— Я разрешила вам сделать это, потому что вы — не мой отец. Потому что с вами все было иначе. Совершенно по-другому, — я надеялась, что мои слова утешения помогут Герману избавиться от навалившегося чувства вины.
Буря в его глазах прошла в одно мгновение, когда он посмотрел на меня.
— Мне очень жаль, Лера, — промолвил сокрушенно.
Я внимательно вглядывалась в черты его помрачневшего лица, пытаясь прочесть его мысли. Но Герман вновь стал закрытой книгой.
И после нескольких напряженных мгновений он обошел меня стороной, чтобы, не говоря больше ни слова, покинуть кухню.