— Вы женаты? — не к месту и не по теме спросила Юля, поддавшись секундному помешательству.
— Да, — кивнул он, нахмурившись. — Моя жена прекрасный человек.
Много лет назад на фортепианном конкурсе в музыкальной школе Юля выступила лучше всех. Но первое место отдали другой девочке — «ты, Юля, должна понимать, у нее папа в Министерстве культуры». Почему-то всегда, когда она страстно желает получить приз, возникают «папа-в Министерстве культуры» или «жена-прекрасный человек».
— И дети есть? — притворно бодро спросила Юля.
— Полгода назад родилась дочка.
— Замечательно! — Юля натянуто улыбнулась.
Хотела замаскировать смущение и разочарование, но ей плохо удалось.
Чингачгук не ответил на улыбку. Смотрел на Юлю серьезно и чуть растерянно, веки подрагивали, точно взглядом искал он на Юлином лице точку опоры, надежную и безопасную, но не находил.
Как долго они молча смотрели друг на друга? Наверное, несколько секунд или минуту. Но если произнести вслух все несказанные слова, понадобится время длиною в жизнь. Их общую жизнь с рассказами о детских страхах и позорных, как тогда казалось, поступках, с размышлениями-самокопаниями «боюсь, что я человек низкого полета…», «ах, ты цены себе не знаешь…», с подсчитыванием денег до зарплаты и купленными в долг телевизором или шубой, со спорами после прочитанной книги или нового кинофильма, с обедами, завтраками, отпусками, болезнями и первоапрельскими розыгрышами. И всему этому счастью предшествовал бы чудный период целомудренной влюбленности, когда ты точно знаешь, что умеешь летать, и с жалостью смотришь на других бескрылых людей. А потом были бы пробуждения по утрам рядом с любимым, и несвежий запах из его рта не казался бы отвратительным, потому что у любимого ничто не может быть отвратительным.
Чтобы всё свершилось, нужна была малость — протянуть руку и соединить ладони. Юля почувствовала, что у нее дрожат пальцы. Чингачгук посмотрел на свои руки и спрятал их под стол.
Их «малость» неизбежно обернётся тяжкими страданиями для невинных и прекрасных людей. Взять на себя ответственность за эти страдания, чуть подтолкнуть застывший в моменте истины маятник — вот чего они ждали друг от друга. Но и он, и она были слишком трусливы… или щепетильны, или глупы, или нравственно честны.
— Наверное, вам пора, — первой подала голос Юля.
— Пора, — согласился он и не двинулся с места. — Кстати, меня зовут Саша.
— Конечно! — встрепенулась Юля. — Александр! Какое прекрасное имя! Только дура могла его запамятовать.
— Имя как раз самое обыкновенное. Вот если бы меня нарекли…