— Макс, ты кстати тоже сноб. Ты из этого же круга.
— Ты еще плохо меня знаешь, вот и говоришь глупости.
— А даме шампанское не полагается? — я вспоминаю, что он взял с подноса два бокала.
Шампанское не повредит. Как обезболивающего для дикого вечера.
Максим поднимает вторую ладонь, в которой ловко зажал ножки двух фужеров, а другой рукой заставляет меня развернуться к себе. Мы замираем посреди зала, словно нам нет дела, что вокруг званый ужин, а не романтический вечер на двоих. Максим протягивает мне шампанское, подмигивает и бьется стеклом об мое стекло. Звонкий звук оттеняет шипение пузырьков, я подношу фужер к губам и делаю несколько глотков. Шампанское оказывается непривычного вкуса, впрочем, как и еда в домах Максима. Ресторанная кухня сильно отличается от домашней, словно в мире богатых людей все обречено быть другим.
Краски, вкусы, запахи.
Разговоры, отношения, проблемы.
Вокруг меня совершенно чужой мир, и с каждым новым днем я привыкаю к нему, а свою прошлую жизнь уже вижу в сероватой дымке.
Может, поэтому я не могу слепо злиться на Максима?
Я понимаю его мир и постепенно понимаю его?
— Надеюсь, это не вальс, — шепчу, когда Максим забирает мой фужер и отдает его подоспевшему официанту.
— Выбери сама, — Макс заговорчески закусывает нижнюю губу. — Под что хочешь танцевать?
— С тобой? — я задумываюсь. — Под “Реквием” Моцарта.
— Ничего депрессивнее в голову не пришло? — Максим недовольно качает головой. — Тебе действительно так тяжко со мной?
Я специально молчу, чтобы он принял молчание за согласие. Но мой план летит к черту, потому что мы когда-то научились разговаривать с Константиновым одними глазами. Взаимные искры так и летят!
— Плачевен тот день, когда восстанет из праха для суда грешный человек, — произносит Максим, переплетая наши пальцы. — Так пощади его…
Он останавливается, будто забыл строчки дальше, и вглядывается в мои глаза. Я понимаю, что это строчки из “Реквием”, который я упомянула просто так. И ведь я знаю эти строчки благодаря образованию, которое получила по протекции Максима.
— Обычно женщины падают в обморок, когда мужчина не только красив, но и умен, — Константинов прорезает воздух наглым взглядом. — Ты как? Еще держишься?
— Я не считаю тебя красивым.
Максим коротко смеется, самодовольно принимая мои слова за шутку, и увлекает к двери. Мы попадаем на свежий воздух, где чувствуется первое прикосновение вечера. Еще не прохладно (или дело в тепловых пушках, которые, наверняка где-то стоят?), но сумрак спускается. Иллюминация зажжена на половину мощности, легкий блеск расходится по нитям, которые очерчивают колонны, деревья и два шатра для банкета.