Илмари ещё несколько раз пытается повернуться и поболтать, но его постоянно одергивает жена. Суровая она у него. Я думаю, что Марджаана вряд ли стала бы так делать, но он сам выбрал свою судьбу.
— Оксана Евгеньевна, Наталья говорила, что в коттедже два этажа, какой вы займете? — после получасового неловкого молчания, я решаюсь заговорить.
— Я тебе уже говорила и напомню ещё раз. Вне работы можно Оксана и на «ты». Мне хочется быть сверху, — она понимает, как это двусмысленно звучит и поправляется. — То есть я хотела сказать, что хочу занять второй этаж.
— Хорошо, а мне без разницы. Займу первый, — нужно не подавать вида, что я знаю небольшую, но печальную новость.
За стеклом иллюминатора в редких прорехах облаков видна зеленая поверхность земли. Создается такое ощущение, что под туманом скрывается древнее лоскутное одеяло, на которое то тут, то там пролили озерца воды. В иных местах озерца пролились ручейками и протянулись далеко за горизонт. Города виднеются проплешинами с маленькими коробочками внутри.
Потом всё покрывает сплошная зелень с проблесками багрянца и желтизны. Будто по махровому темно-зеленому полотенцу раскиданы золотые стружки. Появляются горы — будто вытертые складки полотенца. Дух захватывает от картин, что раскрываются внизу.
Самолет снижается и вот тут приходит тошнота. Начинает закладывать уши, будто кто-то невидимый засовывает в уши вату. Я ловлю себя на том, что стискиваю подлокотник кресла. Надо немного расслабиться.
— Мы приземляемся, просьба пристегнуть ремни и не ходить по самолету вплоть до полной остановки, — раздается голос пилота.
Я щелкаю пряжкой и замечаю, что Оксана делает тоже самое. Мы приземляемся. Захватывает дух, но сдерживаю себя в руках. Я же мужчина и должен делать морду кирпичом.
К счастью, всё проходит хорошо, и мы приземляемся без каких-либо неприятностей. Меня поражает тот факт, что пассажиры начинают аплодировать. Для меня это дико — зачем аплодировать? Спрашиваю об этом Оксану, пока идем к маленькому зданию аэропорта.
— Аплодируют, потому что радуются, что приземлились.
— Но почему же тогда не хлопают водителю автобуса? Ведь от аварий на дороге гораздо больше людей умирает, чем от аварий в воздухе.
— Вот то-то и оно, что из-за дорожных аварий люди погибают чаще, но единицами, а от самолета сразу десятками. Что болезненнее для тебя — щелчок или удар кулаком?
— Удар кулаком, конечно.
— Потому-то и муссируют средства массовой информации крушения самолетов. Потому что болезненнее.
— Понятно. Значит, люди аплодируют пилоту за то, что их не покажут по телевизору.